Зайка

– Может, рассмотрим какую-нибудь народную сказку? – предлагает Зайка. – Сделаем набег на канон?

И тут мы понимаем, что Зайка опять хочет создать мужчину-русалку. Или большого серого волка. Или прекрасного бледного принца, который должен пробраться сквозь колючий шиповник и взобраться по ее косонькам в башню, где она будет сидеть на подоконнике в красном плаще. Или испачканном золой тряпье. Или платье из чистого золота. Но Зайке не нравится, какое направление принимает разговор. Она считает, что русалка/оборотни/принцы – это тупо. Какая-то возня в песочнице. Слишком гетеронормативно. И мы, конечно же, соглашаемся с ней.

На самом деле, нет, Зайка. Мы тебя любим, но ты несешь пургу.

– А как насчет слияния постколониализма и ужасов? – предлагает зайка.

А это означает, что ей снова нужен ванильный Дракула. Не тот, который укусит ее и выпьет кровь, а тот, который будет распивать с ней алые коктейли в сумрачном баре. И говорить с легким, но неразборчивым славянским акцентом. Конечно, он не станет ее убивать, но вести себя будет так, словно он уже на грани и вот-вот это сделает. Или все дело в том, что он чужак в этой стране, и поэтому все время так напряжен. А может, она хочет мавританского принца с подведенными веками, знакомого с неортодоксальными техниками плетения волос и творениями де Сада. Просто какой-нибудь Чужак, но не Страшный Чужак, а такой, который будет делать ей чай с изящными ужимками анемичного английского джентльмена.

Мы морщим носы в ответ на предложение Зайки. Нас беспокоит то, как ты зациклена на инаковости и ориентализме, Зайка. Нам кажется, тебе стоит быть осторожнее.

– Можно срисовать что-то из фильма, в дань ностальгии по детству в летнем лагере, – предлагает Зайка.

Так-так, а это означает, что она опять хочет Джеймса Дина[46], и чтобы он опять небрежно прислонялся к деревянному забору. Ну или Джона Кьюсака, только чтобы он обязательно держал над головой магнитофон под дождем, как в «Скажи что-нибудь». Опять. Или Марлона Брандо – опять, – чтобы он звал Стеллу жаркой летней ночью[47]. И чтобы она встречала его на балконе с французскими дверями в белом платье на бретельках, с рисунком из птичек. И чтобы с каждым новым выкриком ее имени над его верхней губой все отчетливее проступал пот.

Опять.

Мы снова морщим носы. Цокаем языками. Зайка, ты повторяешься. Одни и те же истории. Мы знаем, что однажды ты пробовала стать актрисой, но не получилось, и ты пытаешься все превратить в сцену, которую мечтала отыграть. Ты, наверняка, была просто невероятна, пусть они и сказали, что ты недостаточно красива или стройна, и неважно, сколько раз ты доводила себя до рвоты, Зайка. Да что они знают! Мы-то видим, какая ты красивая. Очень-очень красивая! И все же ты больше не на сцене, Зайка. Нужно мыслить шире. И свободнее. Пожалуйста, Зайка.

* * *

– А что, если мы просто попробуем использовать других животных? – слышим мы свой робкий вопрос. – Вместо кроликов?

Неожиданно наступает тишина. Все опускают на тарелки свою мини-еду. Волна шампанского откатывается обратно в бокал.

Зайка смотрит на нас так, словно не вполне понимает, что мы сейчас сказали. Других животных? Вместо?

– Какое другое животное, Зайка?

– Не знаю, – отвечаем мы.

Неожиданно очень трудно придумать замену кроликам. Мы переглядываемся и понимаем, что все равно думаем лишь о хлопающих ушках да пушистых хвостиках.

– О, может, волка? – наконец, предлагаем мы. – Или оленя. С птицей тоже интересно было бы поэкспериментировать.

– А почему мы должны отказаться от кроликов и использовать кого-то другого, Зайка?

– Тогда можно попытаться слепить что-нибудь другое, вместо парня? – предлагаем мы еще более робко и немедленно об этом жалеем.

– Зайка, мы не лепим парней, мы ведь это уже обсуждали. Они Гибриды.

– Любимые.

– Черновики.

– И мы их не лепим.

– Окей. Ну, тогда может…

Зайка прерывает нас, ей кажется, что мы забыли, в чем изначально был смысл этих экспериментов. Она имеет в виду лишь то, что нам нужно мыслить глубже, шире, позволять себе выйти за рамки. Зачерпнуть со дна.

– Нам нужен чувак с нормальным, мать его, членом. Мне так точно.