Заир

     - Михаил, вы знаете, что я всеми силами души стремлюсь освободиться от моей "личной истории". Еще совсем недавно я считал бы, что куда удобней и легче совершить эту поездку с вами - с человеком, знающим и регион, и местные обычаи, и возможные опасности. Но теперь я знаю, что должен в одиночку размотать нить Ариадны и выйти из лабиринта, в который попал. Моя жизнь изменилась, мне кажется, я помолодел на десять, а то и на двадцать лет - и этого достаточно, чтобы отправиться на поиски приключения.

     - И когда же вы намерены отправиться?

     - Как только получу визу. Через два-три дня.

     - Да пребудет с вами Госпожа. Голос говорит мне, что время пришло. Если передумаете, дайте знать.

***

     "Новые варвары" разлеглись на полу, собираясь поспать. По дороге домой я размышлял о том, что жизнь человека моего возраста оказалась куда веселей, чем я представлял: всегда можно вновь стать молодым и безумным. Я был так погружен в свои мысли, что не сразу заметил, а заметив - удивился, что прохожие не уступают мне дорогу, не отводят глаза, боясь повстречаться со мной взглядом. Никто вообще не обращал на меня внимания, и мне это нравилось, и город вновь стал прежним - и можно было понять короля Генриха IV, который, когда его бранили за то, что он изменил своей вере и женился на католичке, ответил: "Париж стоит обедни".

     Париж стоит гораздо большего. Перед моим мысленным взором предстали религиозные бойни, кровавые ритуалы, короли и королевы, музеи, замки, художники, которые страдали, писатели, которые напивались, философы, которые кончали с собой, военные, которые замышляли покорить весь мир, предатели, которые одним движением руки свергали династию, истории, которые позабылись, а теперь опять воскресли в памяти - и рассказываются на новый лад.

***

     Впервые за очень долгое время я, переступив порог моего дома, не присел к компьютеру проверить почту и срочно послать ответ. Ничего срочного. Я даже не пошел убедиться, что Мари спит, ибо знал, что она лишь притворяется спящей.

     Я не включил телевизор посмотреть ночные новости, потому что новости эти я знал с детства: одна страна угрожает другой, кто-то кого-то предал, экономика переживает упадок, Израиль и Палестина за протекшие пятьдесят лет так и не пришли к соглашению, еще один взрыв, еще один ураган оставил тысячи людей без крова.

     Я вспомнил, как утром, поскольку террористических актов не случилось, в виде главной новости преподносили переворот на Гаити. Какое мне дело до Гаити?! Какое отношение это имеет ко мне, к моей жене, к ценам на хлеб в Париже, к племени Михаила? Как можно истратить пять драгоценных минут жизни на то, чтобы слушать о мятежниках и президенте, смотреть на уличные манифестации, репортажи о которых крутят бессчетное количество раз и преподносят как важнейшее событие в истории человечества. Переворот на Гаити! И я верил! И досматривал до конца! Нет, в самом деле, дуракам следует выдавать особые удостоверения личности, поскольку именно дураки поддерживают коллективную глупость.

     Я открыл окно, впустив в комнату ледяной ночной воздух, разделся, убеждая себя, что смогу вытерпеть стужу, и некоторое время стоял, ни о чем не думая, чувствуя лишь, что мои ноги попирают пол, глаза устремлены на Эйфелеву башню, уши слышат собачий лай, завывание сирен, человеческую речь, в которой, впрочем, не мог разобрать ни слова. Я не был в эти мгновения самим собой - и никем другим. И это было прекрасно.

***

     - Ты сегодня какая-то странная.

     - То есть?

     - Грустная.

     - Да нет, я не грустная. Все хорошо.

     - Сама знаешь, что говоришь не правду: ты грустишь из-за меня, но не решаешься сказать.

     - С чего бы мне грустить?

     - С того, что я пришел вчера поздно и пьяным. Ты даже не спросила, где я был.

     - А мне не интересно.

     - Как это "не интересно"? Разве я не сказал вчера, что собираюсь встретиться с Михаилом?

     - И встретился?

     - Встретился.

     - Тогда о чем же я должна была тебя спросить?

     - А тебе не кажется, что, когда человек, которого, по твоим словам, ты любишь, возвращается далеко за полночь, следует хотя бы поинтересоваться, что случилось?

     - А что случилось?

     - Ничего. Я проводил время с ним и его друзьями.

     - Вот и славно.

     - Ты не веришь в это?

     - Разумеется, верю.

     - Похоже, ты меня разлюбила. Ты не ревнуешь. Тебе все безразлично. Это что же, нормально - являться домой в два часа ночи?

     - Не ты ли столько раз уверял, что ты - свободный человек?

     - Конечно, свободный.

     - Значит, возвращение в два часа ночи - нормально. Если бы я была твоей матерью, то, наверное, забеспокоилась бы, но ты - взрослый мужчина, не так ли? Мужчинам не стоит вести себя так, чтобы женщины относились к ним как к детям.

     - Да я не об этом говорю, а о ревности.

     - Тебе хотелось бы, чтобы я устроила за утренним кофе сцену ревности?

     - Нет, пожалуйста, не надо - соседи услышат.