Речь здесь идет не о вполне естественном разномыслии апостолов Иоанна Богослова и Павла; Макария Египетского и Петра, Иакова и Оригена, Иоанна Златоуста и Афанасия Александрийского (список можно продолжать), но о неестественном противостоянии разных общин, их притязаниях на истинный религиозный опыт и «единственно верную» церковную практику.
По мнению Арчибальда Робертсона («Происхождение христианства»), в истории раннего христианства следует выделить две ветви, наследующие традицию ессеев установления Царства Божия на земле и традицию «духовного мессианизма», согласно которой Царство Божие должно быть установлено не в этом мире. Последняя ярко просматривается в деятельности апостола Павла. На самом деле линия раздела проходила повсеместно: первые христианские проповедники в Палестине полемизировали с кумранитами, Иаков и Мария — с Петром и Павлом, Евсевий и Епифаний Кипрский — с иудеохристианами…
Среди многочисленных христианских сект особо влиятельными были гностики, яковиты и павлианцы. В последующем вражда охватывала новые и новые секты назареев, монтанистов, докетов, монархиан, субординационистов и т. д. Расхождения между общинами усиливало также то, что наиболее значительные из них связывали свое происхождение с деятельностью непосредственных учеников Иисуса: скажем, христианская община Рима — с Петром, община Эфеса — с Иоанном и т. д.
Я обращаю внимание на хорошо известный из истории факт раздробленности и внутренних противоречий (даже раздоров) большинства ранних христианских общин. Это относится и к общинам, организованным первыми последователями Иисуса. Например, так называемая Иоаннова община раскололась надвое из-за внутреннего расхождения во взглядах на христологию: одна часть (т. н. раскольники) образовала секты докетов, монтанистов и гностиков[185]
, другая (апостольские христиане или ортодоксы) активно занялась организацией институциональной церкви. Последние охотно смягчали свои христологические убеждения, дабы соответствовать доктринам возникающей церковной иерархии. Неудивительно, что раскольники, то есть большинство Иоанновой общины, были отнесены институциональной церковью к «еретикам». Естественно, при редактировании евангелий их окончательная редакция представляла собой работу редактора, принадлежавшего к группе теологов, вошедшей в институциональную церковь.Некая консолидация разрозненных христианских сект наметилась лишь ко второй половине II в., когда впервые возникла сплоченная организация с епископатом во главе и началась тщательная работа над каноническими текстами. К этому времени уже проявились консервативные тенденции христианства, особенно отчетливо проступающие в сочинениях Иринея Лионского, прославляющего существующий порядок вещей как созданный Богом. Именно благодаря такой тенденции по мере развития христианства Иисус-человек все больше превращался в божество, призванное не только спасать, но грозить и карать.
М. А. Таубе считал, что учение Христа могло оказаться «неудобным» для «средних» его последователей, о которых так образно сказано: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тепл, но не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». Учение Христа настолько опережало свое время, что мало подходило для большинства первохристиан, и реальная жизнь окруженного язычниками христианского общества неудержимо влекла его к ряду компромиссов с языческим миром… Эта «мораль компромисса» заставляла забывать многие и многие важнейшие стороны учения Иисуса.