Сын Марии ходил из селения в селение… радостный, исполненный сострадания и любви, одетый в белое, как жених, и Земля была его невестой. Там, где он ступал, распускались цветы; под его взглядом зацветали деревья; когда он садился в рыбачью лодку, попутный ветер надувал паруса[42].
Противоречия и сомнительные исторические сведения, содержащиеся в евангелиях, касаются второстепенных моментов жизни Иисуса и вполне объяснимы проблемами человеческой памяти и субъективным характером любого рода информации. Несмотря на изначальную теологическую направленность этих текстов, они дают яркий, объемный и человечный портрет Иисуса. Большинство психологов-аналитиков сходится во мнении, что безыскусным последователям Учителя просто не под силу было бы выдумать столь могучую и привлекательную личность и столь возвышенную этику — это было бы еще большим чудом, чем чудеса, описанные в евангелиях.
Кстати, о чудесах. Надо иметь в виду, что даже сами евангелисты, говоря о чудесах Иисуса, отмечали, что он творил их только среди «чужих». У Марка упоминается, что в своем родном городе Иисус не мог совершить никакого чуда, «только на немногих больных возложив руки, исцелил их». В «Евангелии от Матфея» мысль повторяется: «И не совершил там многих чудес по неверию их» (Мф. 13:58).
Пока проповедническая и лекарская деятельность Иисуса ограничивалась Галилеей, он находился вне поля зрения римской власти. Странствующие проповедники и целители в те времена были весьма распространены, а содержание их речей мало интересовало оккупационные власти, поскольку римские захватчики проводили довольно толерантную политику по отношению к религиозным воззрениям завоеванных народов. Религиозные тексты вообще не подлежали римской цензуре при условии, что в них не содержались подстрекательства против императора или сомнения в легитимности, божественности и справедливости власти.
Можно смело утверждать, что, не приди Иисус в Иерусалим, не было бы и распятия. Но тогда не было бы и христианства! Хотя, как впоследствии Магомет, Иисус был неграмотен, в нем жила значительно более мощная культурная сила: огромная интуиция, природная мудрость и глубина понимания, и — главное — совершенно уникальный пророческий и провидческий дар, позволявший ему видеть будущее так же ясно, как и настоящее.
Перед Иисусом стояла альтернатива: остаться бродячим проповедником, популярным в Галилее, или стать Всемирным Учителем и Высшим образцом человека нового сознания, подобным Аврааму, Иосифу, Моисею и другим ветхозаветным пророкам. Зная грядущее, он прекрасно понимал цену, которую придется заплатить за второе, как и осознавал спокойную и относительно безоблачную жизнь провинциального проповедника, ничем не тревожащего римскую власть.
Иисус прекрасно понимал, что проповедь любого царства, в том числе Царства Божьего, на территории Римской империи самоубийственна, даже если царство это «не от мира сего» — в таких тонкостях власти просто не стали бы разбираться. Проповедь одного царства на территории другого всегда каралась смертью, и для этого даже не требовалось понятия «патриотизм», возникшего много веков спустя. Цезарь Римской империи был помазанником Божиим, и конкуренты были ему не нужны. А у римских наместников не было более важной задачи, чем оберегать кесарево на вверенной им территории.
Направив свои стопы в пасхальный Иерусалим, Иисус фактически сделал выбор и уже имел план реализации своего замысла, приведшего его на Голгофу. Фактически Иисус сам организовал собственную казнь, но это был высший образец нового сознания: выбрать свой собственный неповторимый путь, зная, что он приведет к мученической смерти.
Кроме того, его уже давно влек Иерусалимский храм, место Божественного присутствия, в котором он, остро ощущавший собственное богосыновство, мог «встретиться» с Отцом. Короче, для него уже не было выбора: все дороги вели Галилеянина в Иерусалим, город, который распнет его.