Читаем Закат христианства и торжество Христа полностью

В непризнанном церковью Евангелии Петра, отрывок из которого был найден в Египте, суд над Иисусом описан следующим образом: во главе судей находился Ирод Антипа, правитель Галилеи (что соответствовало галилейскому происхождению Иисуса), и именно он произнес смертный приговор. После казни Иисуса, по словам этого евангелия, «народ роптал и ударял себя в грудь», а иудейские старейшины бежали к Пилату и просили его поставить стражу к гробу, «дабы как-нибудь ученики, пришедши не украли его, и народ не поверил бы, что он воскрес из мертвых, и не сделал бы нам зла». В «Евангелии от Матфея» есть похожее место, только там отсутствуют (в соответствии с общей концепцией евангелиста) слова о страхе перед народом (Мф. 27:64). Каковы бы ни были роли Ирода, Понтия Пилата или синедриона в судебном процессе над проповедником из Галилеи, без санкции римских властей казнь Иисуса не могла быть осуществлена.

Христианский символ казни Иисуса понятен и прост: боговоплощение неизбежно ведет к богостраданию в косном мире богооставленности. Иисус Христос не только повторил судьбу гонимых пророков с Богом в душе, но как бы сошел в самый ад уничижения и предательства. Но сила Его духа превзошла глубину падения в бездну. Идеи Христа восторжествовали, хотя дело его казалось совершенно разрушенным, последователи разбежались и всё в мире, казалось, было против Него. Для меня всё это является ярким свидетельством мощи духа, духовной иррадиации, духовного заражения: полное историческое уничижение, физическое уничтожение, предательство учеников — и посмертное торжество, абсолютная победа. «Нас почитали мертвыми, но вот мы живы» — так позже выразился апостол Павел.

Иисуса распяли отнюдь не на кресте, а на поперечине т-образного орудия смерти тех времен. И на Голгофу он нес не неподъемный 150-килограммовый крест, а только верхнюю поперечную балку, одеваемую сверху на вертикальный столб вместе с привязанной к ней жертвой. Совершенно не случайна и издевательская табличка, вставленная в верхнюю перекладину I. N. R. I., — Иисус Назаретянин, Царь Иудейский[43] — так будет со всеми, кто покушается на божественный статус Кесаря!

Казнь Иисуса поставила человека и его свободу выше любых идеологий и государственных интересов, возможно, именно поэтому он и был распят современниками.

Есть два основных типа «бессмертия»: одни умирают, чтобы посмертно стать великими, другие слывут великими при жизни, но оказываются чудовищами после смерти. Первых Бог бережет от земной славы, вторые сами пытаются выглядеть богами, и только история демонстрирует нам их дутое величие. Подлинно великие люди, подобно звездам на небосклоне часто обращают на себя внимание только тогда, когда они исчезают[44]. Бесспорно, Иисус — самый яркий представитель человеческого величия, выросшего из прижизненной безвестности и трагического конца.

Я, конечно, разумею привлекательность идеи безграничной любви: любовь Бога к этому миру столь велика, что Он отдает Себя, Сына Своего отдает, дабы мир был спасен. И все же в спасении через распятие есть какой-то большой дефект, какая-то фундаментальная ошибка, какой-то возврат к язычеству, к египтизму, к богу Осирису. Это не просто негуманно, но бездуховно, как движение к высшей цели любой ценой, как устроение Царства Небесного на чьих-то костях… Нам, пережившим трагический опыт коммунизма, это особенно понятно…

Воскресение и обожествление. После смерти Иисуса только вера в воскресение Учителя могла поддержать его растерявшихся и разбежавшихся учеников. Поэтому видение Христа Марии Магдалине пришлось весьма кстати.

Согласно Александру Меню, воскресение Иисуса не следует воспринимать, как событие, локализованное во времени и пространстве, — это бытие Христа во времени и пространстве, ценное как возможность каждого духовно повторить его Путь: «Мы с вами можем встретиться с Христом, который идет из Вифании в Иерусалим, в памяти, в тексте, в воображении, в кинофильме, в книге. Но с тем Христом, Который восстал из мертвых, мы встречаемся внутренне. Потому что это и есть голос Бога, очи Бога, облик Бога, соотнесенность вечного с временным, бесконечного с конечным, Божественного с человеческим». В этом смысле воскрешение Христа — гигантский символ торжества духа над косностью и насильственностью материи, символ обретения Бога в душе, возможности каждого человека стать Сыном или Дочерью Бога.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой научный проект

Кровавый век
Кровавый век

Книга «Кровавый век» посвящена ключевым событиям XX столетия, начиная с Первой мировой войны и заканчивая концом так называемой «холодной войны». Автор, более известный своими публикациями по логике и методологии науки, теории и истории культуры, стремился использовать результаты исследовательской работы историков и культурологов для того, чтобы понять смысл исторических событий, трагизм судеб мировой цивилизации, взглянуть на ход истории и ее интерпретации с философской позиции. Оценка смысла или понимание истории, по глубокому убеждению автора, может быть не только вкусовой, субъективной и потому неубедительной, но также обоснованной и доказательной, как и в естествознании. Обращение к беспристрастному рациональному исследованию не обязательно означает релятивизм, потерю гуманистических исходных позиций и понимание человеческой жизнедеятельности как «вещи среди вещей». Более того, последовательно объективный подход к историческому процессу позволяет увидеть трагизм эпохи и оценить героизм человека, способного защитить высокие ценности.

Мирослав Владимирович Попович

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение славянских наций. Домодерные идентичности в Украине и России
Происхождение славянских наций. Домодерные идентичности в Украине и России

Вопрос об истинных исторических корнях современных украинцев и россиян является темой досконального исследования С. Плохия в книге «Происхождение славянских наций. Домодерные идентичности в Украине и России». Опираясь на достоверные источники, автор изучает коллизии борьбы за наследство Киевской Руси на основе анализа домодерных групповых идентичностей восточных славян, общего и отличного в их культурах, исторических мифах, идеологиях, самоощущении себя и других и т. п. Данная версия издания в составе трех очерков («Было ли «воссоединение»?», «Рождение России» и «Русь, Малороссия, Украина») охватывает период начала становления и осознания украинской державности — с середины XVII до середины XVIII века — и имеет целью поколебать устоявшуюся традицию рассматривать восточнославянские народы как загодя обозначенные исконные образования, перенесенные в давние времена нынешние этноцентрические нации. Идентичность является стержнем самобытности народа и всегда находится в движении в зависимости от заданной веками и обстоятельствами «программы», — утверждает это новаторское убедительное исследование, рекомендованное западными и отечественными рецензентами как непременное чтение для всех, кто изучает историю славянства и интересуется прошлым Восточной Европы.

Сергей Николаевич Плохий

Современная русская и зарубежная проза
Непризнанные гении
Непризнанные гении

В своей новой книге «Непризнанные гении» Игорь Гарин рассказывает о нелегкой, часто трагической судьбе гениев, признание к которым пришло только после смерти или, в лучшем случае, в конце жизни. При этом автор подробно останавливается на вопросе о природе гениальности, анализируя многие из существующих на сегодня теорий, объясняющих эту самую гениальность, начиная с теории генетической предрасположенности и заканчивая теориями, объясняющими гениальность психическими или физиологическими отклонениями, например, наличием синдрома Морфана (он имелся у Паганини, Линкольна, де Голля), гипоманиакальной депрессии (Шуман, Хемингуэй, Рузвельт, Черчилль) или сексуальных девиаций (Чайковский, Уайльд, Кокто и др.). Но во все времена гениальных людей считали избранниками высших сил, которые должны направлять человечество. Самому автору близко понимание гениальности как богоприсутствия, потому что Бог — творец всего сущего, а гении по своей природе тоже творцы, создающие основу человеческой цивилизации как в материальном (Менделеев, Гаусс, Тесла), так и в моральном плане (Бодхидхарма, Ганди).

Игорь Иванович Гарин

Публицистика
Ницше
Ницше

Книга Игоря Гарина посвящена жизни, личности и творчеству крупнейшего и оригинальнейшего мыслителя XIX века Фридриха Ницше (1844–1900). Самый третируемый в России философ, моралист, филолог, поэт, визионер, харизматик, труды которого стали переломной точкой, вехой, бифуркацией европейской культуры, он не просто первопроходец философии жизни, поставивший человека в центр философствования, но экзистенциально мыслящий модернист, сформулировавший идею «переоценки всех ценностей» — перспективизма, плюрализма, прагматизма, динамичности истины. Ницше стоит у истоков философии XX века, воспринявшей у него основополагающую мысль: истина не есть нечто такое, что нужно найти, а есть нечто такое, что нужно создать.Своей сверхзадачей автор, все книги которого посвящены реставрации разрушенных тоталитаризмом пластов культуры, считает очищение Ницше от множества сквернот, деформаций, злостных фальсификаций, инфернальных обвинений.Среди многих сбывшихся пророчеств трагического гения — Фридриха Ницше — слова, произнесенные его Заратустрой: «И когда вы отречетесь от меня — я вернусь к вам».

Игорь Иванович Гарин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Западное христианство. Взгляд с Востока
Западное христианство. Взгляд с Востока

В чем отличие католического учения от православного? Откуда взялся Лютер? Как у англикан появилось женское священство? На эти и многие другие вопросы в своей книге отвечает профессор Московской духовной академии и семинарии протоиерей Максим Козлов.Это переработанное и дополненное издание классического учебника по сравнительному богословию, в котором рассматриваются догматические, канонические и церковно-практические особенности различных христианских конфессий. Речь идет о римском католицизме, протестантизме и его основных ветвях — лютеранстве, кальвинизме, англиканстве, а также некоторых вероучительных течениях, возникавших в странах Европы в эпоху Реформации и более поздний период.

Д. П. Огицкий , Козлов Максим

Католицизм / Православие / Религия, религиозная литература / Христианство