Коккинакис злился, он едва сдерживался, чтобы не наброситься на Генри с кулаками. Раздражающе спокойный голос Брикмана перекрывали сообщения о заканчивающейся регистрации, и следователю приходилось додумывать фразы, которые он не расслышал.
— В чем убедиться? — продолжал орать Том, закинув галстук на плечо — последний бесил его всю дорогу, болтаясь бесформенной алой тряпкой. — Ты же обнаружил еще одну чертову бабочку на картине, почему тянул?
Генри сделал вид, что не услышал вопроса.
— Мы должны были закрыть аэропорты, — притормозил первый спринтер — Брикман, и вернулся к группе догоняющих.
Со стороны все это смотрелось как нелепая американская комедия. Но, похоже, самим участникам шоу было не до смеха.
— Генри, мы давали указания насчет Пикассо, — лицо Тома было малиновым, — все ждали и искали Пикассо, — он пытался отдышаться, хватаясь за сердце и тяжело дыша, его ноги разъезжались на тщательно отполированном полу аэропорта. — Когда картина была найдена, об этом тут же проинформировали все службы!
— Мы должны были проверить все картины на наличие бабочки. — Генри поставил руки на пояс и заходил по кругу возле стойки с паспортным контролем.
Том смотрел на него снизу, отчаянно жестикулируя и разговаривая чересчур эмоционально.
— Ты же знаешь, Брикман, мы проверяли. На полотне Мондриана он был четкий и в углу. Хорошо различимый. Мы искали в углах.
— Цирк сгорел, а клоуны остались, — потер переносицу Генри и поправил костюм, — на это они и рассчитывали, — его голос был спокойным и уверенным, — это должен был делать специалист.
— В стране кризис! Мы не могли позволить себе специалиста, разглядывающего полотна, которые не украли, когда у нас вырезали Пикассо из рамы. Ты знаешь сколько там картин? Ты хочешь разорить городскую казну? Мои ребята разглядывали эту мазню целыми днями. А на этой картине он в центре и не больше миллиметра. Твою мать, мы просто не заметили его.
Когда женщина за компьютером тихо произнесла то, что Брикман и Коккинакис уже и так знали, оба стали возмущаться, словно именно она виновна в их нынешнем положении.
Брикман сел в центре пустого зала ожидания, не сводя глаз с грязного пятна на белой стене рядом с информационным табло. Звук взлетающих самолетов неприятно покалывал уши. Смачно матерясь, рядом с ним плюхнулся Том. Генри искоса глянул на следователя афинской полиции.
— Таможня проверяет антикварные предметы. Их необходимо декларировать. Если это собственная коллекция, то она также нуждается в подтверждении. Картины, которые выставлены в музеях, обязательно внесены в реестры, — брызжа слюной, возмущался Коккинакис. — Никто не имеет права вывозить за границу нелегально такие полотна. — Он тер виски, закатывал рукава рубашки, с каждым словом его голос становился все выше. — Я не понимаю! Как!? Как они переправили за границу Гогена? Это же не хрен с горы. Это же Гоген! Это мировое наследие. Даже я знаю, как выглядят его картины! — в конце монолога Том окончательно впал в истерику.
— Похвально, что ты стал разбираться в живописи, — тихо произнес Генри, легонько улыбнувшись.
Он сидел неподвижно. Брикман даже не моргнул во время пламенной речи Тома. Закинув ногу на ногу, он продолжал разглядывать узорчатое пятно на стене, слишком большое для случайного и чересчур неаккуратное для задуманного заранее. Не дождавшись ответа Тома, он решил прокомментировать предыдущее высказывание.
— Очень просто, — прикусил губу Генри, — подозреваю, что они подделали разрешение министерства культуры. Картины можно транспортировать через госграницу только на основании письменного разрешения и на небольшое время. Они сообщили, что картину вывозят для участия в экспозиции. Добавили к этому еще парочку дорогих полотен из нескольких частных коллекций. Таможенник позвонил в это министерство и там ему продиктовали индикационный номер, который совпал с тем, что напечатан на разрешении, — расхохотался Генри и застонал в голос.
— Ты думаешь она подкупила кого-то в министерстве? — резко вспотел Том, вытирая лоб ладонью.
— Кто она? — удивился Генри, внимательно посмотрев на Тома, но продолжил: — Я думаю, что ты скоро досрочно отправишься на пенсию. А я пойду засеивать огород своей матери. Когда мы проверим подвал министерства, мы наверняка обнаружим там следы подключения к стационарной линии телефона. Боже, Том, так делали еще в восьмидесятых годах. Это пустячная процедура.
Коккинакис не находил себе места, меряя шагами свободный от кресел пятачок в центре зала ожидания.
— Это случилось сегодня утром, Генри, — навис над Брикманом Коккинакис. Англичанин заметил несколько лопнувших сосудов в глазах грека. — Какого черта ты не сообщил мне сразу о том, что обнаружил пропажу еще одной картины, Генри?
Брикман перекинул ногу на ногу и вздохнул, аккуратно разложив полы своего пиджака.
— Пикассо, Мандриан, они одурачили весь город. Все для того, чтобы вывезти за границу самую дорогую картину в вашей галерее, а именно полотно Гогена «Когда ты выйдешь замуж?», — пожал плечами агент Интерпола.