Закажем напоследок пиццу?

Говорящий, как он хотел бы увидеть нашу девочку…

После этой встречи я начала думать о том,

Что будет, когда наша дочь

Появится на свет:

Как она будет расти,

Развиваться,

Взрослеть, –

И о том, что будет ждать её;

Как к ней станет относиться мой супруг –

Её отец?..

Как он будет гулять, держа её за ручку,

Как он будет целовать её и ласкать,

Купать её…

Прикасаясь к ней…

Как станет на неё смотреть,

Будучи ее отцом?..

Ведь он даже меня старше на пятнадцать лет…

Время шло,

Наступил третий месяц беременности.

А эти мысли не выходили из головы,

И тревога не покидала сознание.

Я постоянно видела отца:

Его взгляд,

Что он принуждал делать меня,

При этом то и дело говоря о любви…

Неустанно, как заезженное кино, представлялась

Наша семейная жизнь,

Со всей её "любовью",

Улыбками и походами в кафе;

Всё то, о чём я думала,

Когда возвращалась после школы домой;

И этот бог по выходным;

И ожидание вечера,

Когда мамы снова не будет дома…

И эти слёзы по ночам

Перед воображаемым Господом

В ожидании помощи,

Которая никогда не приходила;

И страх,

Беззащитность,

Молчание…

Я возненавидела всех, кого должна любить

И кто должен был любить меня:

Но один любил лишь своё вожделение,

Другой – мои страдания.

К середине третьего месяца

Моё состояние дошло до того,

Что я перестала спать,

Стала то и дело беспричинно плакать,

Раздражаться от любого не во время

Сказанного слова или прикосновения;

И мысль о том, что мой супруг

С нетерпением ждёт рождения дочери,

Стала вызывать к нему отвращение.

Однажды он сообщил, что очень быстро

Наша девочка подрастёт и пойдёт в первый класс;

Мы купим ей форму,

И она будет в ней очень мило смотреться;

Что он сам заплетёт ей косички,

Поможет одеться,

И они, держась за руки, отправятся в школу,

А она будет самой красивой девочкой!..

Я посмотрела на него с такой ненавистью,

С которой вспоминала только об отце!

Больше ни о чём другом думать я не могла.

Любые его разговоры о дочери и беременности –

Даже его взгляд –

Неизбежно вызывали во мне агрессию

И приводили к размышлению о том,

Что он – этот человек –

Будущий отец –

Может с ней сделать!..

Как же я его ненавидела:

Этот утешающе-ласковый голос,

Эта беспрестанная забота,

Этот взгляд!.. –

Нееет, –

Это не взгляд моего возлюбленного –

Это взгляд МОЕГО ОТЦА!

Я стала ненавидеть и её…

За то, что она станет объектом

Его вожделения и страсти,

За то, что она станет объектом

Вожделения и страсти для других!

А что стану делать я как мать?

Как я смогу её защитить?

И как я сумею всё это исправить?

Палата была просторной и светлой,

С приотворённым окном,

За которым в лазурном июльском небе

Чертили круги

На удивление большое количество стрижей.

Слегка кружилась голова,

Хотелось пить,

И я, слегка приподнявшись,

Опустилась обратно на подушку,

Закрыв глаза.

Ничего не хотелось видеть

И прежде всего потому,

Что рядом с кроватью сидел он.

Он молчал –

Почему в самые важные моменты все молчат? –

И было видно, что он плакал.

Он ничего не говорил,

Но одного мимолётного взгляда

На его недвижную,

Склонившуюся к собственной тени фигуру,

Одного присутствия этой фигуры

Было достаточно для того, чтобы прочесть:

" Что же ты наделала?..

Как ты могла?!"

Как я могла?..

Я и сама не знаю,

Я только знаю, что больше не хочу видеть и его.

ДОРОГА К НЕБЕСАМ

В период продвижения наших соединений на восток,

батальоном 230-го пехотного полка 76-й дивизии

был занят небольшой городок,

состоявший преимущественно из двухэтажных деревянных зданий

с кирпичным основанием

и заброшенной церкви –

в центральной части,

а также расходящихся по периферии,

вдоль не вымощенных дорог,

облупившихся стареньких хибар

с покосившимися заборами и неухоженными газонами

Две роты батальона дислоцировались в нём

с целью установления контроля

и контактов с местным населением,

что в первое время проходило вполне спокойно:

жители относились к нам настороженно,

старались не контактировать,

но враждебности не проявляли;

солдаты же вели себя сдержанно,

налаживали товарообмен с гражданами,

угощали детей шоколадом

Напряжение потихоньку спадало

Так прошли два дня,

пока не поступил приказ

о карательных мероприятиях в отношении населения,

касающихся преимущественно лиц

еврейской национальности,

членов коммунистической партии,

подозреваемых в помощи и связях с партизанами

Ответственным за выполнение операции

был назначен заместитель командующего батальона,

чьи должностные обязанности исполнял я,

командир 2-й штурмовой роты,

гауптштурмфюрер Йозеф Хауфманн

Мероприятия по дознанию и выявлению причастных заняли полсуток,

не рассматривали объяснений,

не вдавались в подробности

из-за сжатости сроков реализации,

и окончены были к 18 часам,

в результате чего к утру следующего дня

было расстреляно свыше трехсот человек

Расстрелы не прекращались и на следующий день

Тела сбрасывались в ров:

не все были мёртвые,

закапывали так

Было ли мне жалко этих людей?

Нет, я не испытывал к ним сострадания

Было лишь странно смотреть на скопище раздетых,

грязных,

трясущихся от страха,

потерявших всякий человеческий облик существ,

с одичалыми, бессмысленными глазами жавшихся друг к другу,

готовыми беспрекословно подчиняться –

и тем скорее, чем сильнее их унижали –

любому нашему жесту,

а затем видеть их тела