– Я не стану просить тебя сделать все возможное, Сайрус, поскольку знаю, что ты скорее умрешь сам, чем позволишь нашему делу провалиться, – сказала она тихо. – Я прошу, пообещай мне, что когда время пойдет на исход, ты возьмешь меня с собой.
– Я…, это опасно…
– Знаю, но ты не имеешь права лишать меня этого! – принцесса резко развернула мужчину к себе. – Обещай мне.
– Обещаю, – немного помедлив, все же ответил он.
– Я благодарю вас, мисс Монгроув! – сказала Синтия, обратившись к девушке. – Самида сказала, что вы знаете не все, но я спешу заверить вас, что то, что вы делаете для нас – благое дело, и я вряд ли когда-нибудь смогу воздать вам. Ваша отвага и самоотверженность восхищают меня, и я очень надеюсь, что это наша не последняя встреча и в ближайшем будущем мы сможем стать добрыми друзьями.
– Благодарю, ваше высочество.
Принцесса наклонилась к самому уху девушки и прошептала так тихо, что слышать могла только она:
– Самида немного поведала мне о ваших приключениях, и меня подкупило то, как вы ставите на место этого проходимца. Я еще никогда не видела, чтобы кто-то так крепко засел в его сердце, помимо известного мне столь ограниченного круга людей. Могу заверить вас, что если Сайрус дорожит кем-то, то это искренне и навсегда. Его преданности позавидует любое живое существо из обитающих на земле.
Синтия отстранилась от Беверли и посмотрела на Сайруса. Ее глаза наполнились слезами, а сердце, вероятно горечью. Она приложила руку к сердцу и слегка поджала губы.
Спустя несколько секунд, после того, как принцесса покинула комнату, дверь снова приоткрылась и вошла все та же хорошенькая девушка, в руках которой были туфли Беверли.
– Благодарю, Фиби, – сухо сказал Сайрус, вороша кочергой остатки дров в камине.
– Позвольте, мисс, – девушка присела у ног Беверли и помогла приподнять подол платья.
– Как она? – мистер Баркли слегка повернул голову к горничной принцессы Синтии.
Беверли показалось, что служанка хотела сказать что-то колкое, но потом, бросив взгляд на мужчину, передумала. Ее черные густые бровки слегка нахмурились, а серьезные и умные глаза наполнились теплом.
– Видит кошмары и с каждым днем все больше угасает.
– Не позволяй ей терять надежду.
– Ваше горе равноценно, поэтому я не стану говорить с вами в привычной манере, – сказала девушка. – Вы уже сделали очень много, но вам придется сделать еще больше и как можно скорее.
– Знаю, Фиби, знаю.
– Ваша ноша тяжела, но кроме вас ее никто не осилит. – Фиби говорила с Сайрусом, но при этом машинально помогала Беверли привести себя в порядок, расправляя оборки платья и отчищая, появившиеся кое – где пятнышки. Привычными невесомыми движениями она поправила прическу девушки и видимо осталась довольна результатом. – Только Богу известно, какие вы терпите лишения, но он возблагодарит вас.
Фиби присела в реверансе и вышла из комнаты, погружая ее в тягостное молчание. Беверли чувствовала себя растерянной и ощущала необходимость в тишине и спокойствии для того, чтобы осмыслить все, что здесь произошло.
– Должно быть, вы сбиты с толку, моя маленькая леди, – сказал Сайрус, глядя на огонь.
– Вы правы, у меня масса вопросов, но сейчас я не готова их задать, а вы не готовы ответить, – мистер Баркли оставил кочергу в покое и подошел к ней. – Я должна вернуться в зал, пока моя матушка снова не застала нас.
– Мне жаль, что…
– Не стоит, мистер Баркли, – девушка сделала шаг назад, чтобы в очередной раз не попасть в плен его обжигающих синих глаз. – Как мне поступить со шкатулкой?
Беверли только сейчас вспомнила, что после того, как Сайрус опустил дощечку в ее сумку, она убрала сокола в карман платья.
– Вы не могли бы принести ее в лавку? Сейчас близость артефактов может быть опасной, и я едва сдерживаю силу подставки.
– Иными словами, нам не стоит приближаться друг к другу, – Беверли все же посмотрела в его глаза.
– Только пока с нами части артефакта, – уточнил Сайрус.
– Это к лучшему, – пробормотала она, скорее для себя, чем для него, но он услышал.
Еще мгновение она позволила себе побыть рядом, а потом сделала еще несколько шагов назад.
– Мисс Монгроув, – кивнул он.
– Мистер Баркли.
Заставить себя покинуть комнату, оказалось нелегко, но правила приличия более не позволяли ей находиться там. Беверли вошла в бальный зал, и звуки оркестра показались ей настолько громкими, словно до этой минуты она была где-то очень далеко, в другом мире, в другой жизни. Люди все так же веселились, танцевали, пили вино и смеялись, а в душе у нее бушевала гроза.
Как может этот мир оставаться прежним, когда ее душа горит таким всепоглощающим огнем? Там в комнате остался мужчина, который всецело завладел ее сердцем, ее мыслями, стал ее душой, стал ее жизнью. Находиться рядом с ним, оказалось настолько же опасно и губительно, насколько прекрасно и волнительно. Он помог ей раскрыть тайны собственного сердца и качества, о которых она даже не подозревала. Осознание собственного поражения перед ним обрушилось на нее всем своим страшным грузом, приводя в трепет и восторг, и в то же время, уничтожая ее бедное раздавленное сердце.