Заклятие Чёрного дерева

– Я очень хотел отправиться в Дипстар. Я слышал, что это древнейшая цивилизация, которая существует уже тысячи лет. Но мой брат считает, что это слишком опасно.

– Пиппин, есть старая морская пословица: «Никто не знает, есть ли жемчужина в раковине, пока её не откроют», – сказал Дэниел, приподняв одну бровь.

– Ха-ха, точно! – повернувшись, Пиппин взглянул на заходящее солнце и добавил: – Уже поздно, нам с братом пора.

– Нам тоже.

– Вы не похожи на других людей.

– Конечно, ведь мы говорим на языке животных! – с улыбкой сказал Дилла.

– Прощайте, друзья! – крикнул Пиппин на языке морских животных: – Надеюсь, мы ещё увидимся!

Дельфин выпрыгнул из воды, прочертив в лучах заходящего солнца искрящуюся дугу, и нырнул обратно, подняв хрустальные брызги. Пиппин и Мерри медленно уплыли вдаль, а затем совсем исчезли из виду в переливающемся, словно рыбья чешуя, море.

Бледно-розовый закат медленно погас, оставив слабо мерцающие тёмные воды в одиночестве. Круглая луна тихо взошла на ночное небо, проливая свой холодный ясный свет на морскую гладь. Редкие звёзды горели белыми точками. Паруса «Лебедя» вновь поднялись, и подталкиваемый бризом корабль вновь помчался по бескрайнему морю. Тукк стоял у штурвала, вглядываясь в даль. Моряки резво сматывали и укладывали тросы, деловито бегая по палубе.

Вскоре морской ветер ослабел. Впереди над водной гладью поднялся густой белый туман. Тукк схватил бинокль и всмотрелся в него. Вдруг капитан приказал сбавить ход и, достав из кармана старый компас, стал внимательно наблюдать за его стрелкой. «Лебедь» медленно плыл навстречу густой дымке, нависшей над морем.

Внезапно до них донеслось пение, сопровождаемое прекрасными звуками арфы:

Мелодию не слышали такую.
Качают волны, волны, словно колыбель.
Укройся путник тёплым одеялом моря,
Закрой глаза и засыпай скорей.

Мелодия лилась, словно хрустальный ручей с вершины заснеженной горы. Казалось, что этот тихий звук, подобно чистой ключевой воде, был способен смыть с людей беспокойство этого переменчивого мира. Следуя за мелодией, «Лебедь» устремился в белый туман. Клубящийся дым надвигался на корабль и тут же расступался. По сравнению с туманом в Волшебном лесу, этот скорее походил на рваные облака.

Ты не волнуйся ни о чём
Отличий нет: что сон, что явь?
В мечты скорее погрузись,
Всё прочее оставь, оставь.

Кларисса! Наша королева!

На крыльях времени паришь!

А жемчуг слёз роняем мы напрасно.
Ты приплывёшь, ты прилетишь!
И будет всё у нас прекрасно.

Пронзительный голос доносился до них всё отчётливее, словно ветерок, бегущий по бескрайней водной глади и поднимающий легкую рябь. Песня пробудила давно покрывшиеся пылью грустные воспоминания друзей, навевая тёплую тоску. Они молчали, опустив головы, ощущая прилив необъяснимой печали и едва сдерживая слёзы. Растрогавшийся толстый моряк всхлипывал; его платок, которым он вытирал слёзы, промок насквозь.

Кларисса! Наша королева!

Сильно могущество твоё!
Ты покоришь бессмертие и время!
Мы за тобой пойдём – русалочее племя!
Всех одолеем и возьмём своё.
Ах! Чародеек чудеса!
Скорей, скорей бы три плода
На Чёрном дереве раскрылись.

С моря непрерывно доносилась прекрасная песня. Тукк медленно вёл «Лебедя» за мелодией, вслушиваясь в пение. Морские воды, казалось, погрузились в глубокий сон. Подобно мигающему огоньку корабль то появлялся, то исчезал в клубящемся тумане. Сквозь дымку где-то вдалеке пробился лунный свет – он освещал небольшой каменистый выступ, на котором сидела белокурая девушка. Её прекрасное лицо было полно печали. Изящный рыбий хвост в лунном сиянии мерцал серебряным блеском. Слегка придерживая серебряную арфу мраморными руками, она грациозно перебирала струны тонкими пальчиками и продолжала исполнять чарующую мелодию:

Кларисса! Наша королева!

Дрожит, дрожит земля от гнева,

И волны пенятся от рёва,
Звезды глубин флаг развевая на ветру…
Война всё ближе! Близится конец.
Захватим мир и Золотой дворец.

Кажется, русалка пела о старинной легенде. Её тоскливый голос обладал волшебной силой, которая завораживала людей, заставляя их забыть обо всём на свете. Глаза друзей застелила пелена. Они то хихикали, то рыдали, то молча погружались в задумчивость. Вскоре сознание каждого затуманилось, а веки отяжелели, словно они все только что проделали изнурительное путешествие длиной в столетие.