Заклятие древних маори. Последний занавес

Трой показалось, что, учитывая семейную эмоциональность, Анкреды достойно вышли из этой ситуации, с большим апломбом. Верно, Полин и Миллимент на мгновение онемели, но Седрик почти сразу же вылетел из своего укрытия и схватил деда за руку.

– Дедушка, дорогой, такая радость… замечательно. Соня, милая, – лепетал он, – просто здорово. – И Седрик поцеловал ее.

– Ну что же, папа́, – последовала за сыном Миллимент, разве что мисс Орринкурт не поцеловала, – нельзя сказать, что это для нас такой уж сюрприз. Думаю, выражу общее мнение, если скажу, что все мы надеемся, что ты будешь счастлив.

Полин дала больше воли чувствам.

– Дорогой мой, – заговорила она, беря отца за руки и вглядываясь в него повлажневшими глазами, – дорогой, родной папа́. Поверь, ради Бога, поверь, что единственное мое желание, чтобы ты был счастлив.

Сэр Генри слегка кивнул. Полин провела ладонью по его усам.

– О, Полин, – произнес он трагически-отрешенным голосом, – меня оскорбили. Полин! Оскорбили до глубины души.

– Нет, – залилась слезами Полин. – Нет!

– Да, – вздохнул сэр Генри. – Да.

Полин невидяще отвернулась от него и протянула руку мисс Орринкурт.

– Будьте подобрее к нему, – слабо проговорила она. – Это все, о чем мы вас просим. Будьте подобрее.

Сэр Генри величественно повернулся, пересек гостиную и бросился в кресло.

Оно издало громкий и какой-то на редкость противный звук.

Багрово покраснев, сэр Генри вскочил на ноги и сорвал с кресла небрежно наброшенный чехол. Под ним обнаружилось нечто в форме мочевого пузыря с надписью печатными буквами: «“Малина”. Способствует хорошему мочеиспусканию». Он схватил этот странный предмет, и вновь из невидимого отверстия раздался тот же устрашающий звук. Он метко швырнул его в огонь, и в комнате сразу запахло паленой резиной.

– Ну вот что, доложу я вам, – сказала мисс Орринкурт, – хорошенького понемногу. Этот ребенок начинает себе слишком много позволять.

Сэр Генри молча прошагал к двери. Прежде чем уйти, он выдал реплику «под занавес»:

– Миллимент, будь любезна, пошли утром за моим адвокатом.

Хлопнула дверь. После минуты полного молчания Трой наконец удалось покинуть гостиную.

II

Утром Трой без особого удивления узнала, что сэр Генри чувствует себя неважно и позировать не сможет, хотя к обычному дневному сеансу рассчитывает оправиться. Записка, которую принесли вместе с утренним чаем, гласила, что, если это имеет смысл, Седрик будет счастлив позировать в театральном костюме. Почему бы нет, подумала она. Надо найти алый плащ. Трой предполагала, что в семейных рядах наступит расстройство, по крайней мере Фенелла и Пол удалятся, возможно, в противоположных направлениях. Но ей еще предстояло убедиться, какую гибкость проявляют Анкреды во внутриплеменных войнах. За завтраком появились оба: Фенелла, бледная и молчаливая, и Пол, раскрасневшийся и молчаливый. Полин немного запоздала. Вела она себя по отношению к сыну так, словно он заболел какой-то не очень приличной болезнью. Фенелла же у нее вызывала как будто сдержанную неприязнь, она вообще предпочитала к ней не обращаться. Главенствовала за столом Миллимент. Она была не такой оживленной, как обычно, но за тревогой, если она и впрямь была встревожена, Трой заметила налет некоторого самодовольства. В ее обращении с золовкой появилось какое-то покровительственное сострадание, и это, чувствовала Трой, Полин явно не нравится.

– Ну что, Милли, – нарушила затянувшееся молчание Полин, – ты и при новой дирекции собираешься играть свою прежнюю роль?

– Знаешь, Полин, я всегда теряюсь, когда ты употребляешь театральные фигуры речи.

– Хорошо, ты собираешься вести дом и при новой хозяйке?

– Вряд ли.

– Бедная Милли! – сказала Полин. – Это все для тебя так тяжело.

– Ну, не очень. Мы с Седриком давно подумываем о том, чтобы вместе обосноваться в Лондоне.

– Хорошая мысль, – с излишней поспешностью заметила Полин. – Заодно у Седрика, наверное, появится возможность немного умерить свой пыл.

– А Фенелла с Полом, быть может, подумают, не пригласить ли меня в качестве домохозяйки. – Миллимент засмеялась в первый раз за все утро. И с видимым участием повернулась к ним: – А в самом деле, как вы собираетесь одни управляться?

– Как всякая пара, у которой нет денег, – отрезала Фенелла. – Пол получает пенсию, у меня есть профессия. Оба найдем работу.

– А еще, – непринужденно заметила Миллимент, – быть может, твой дед в конце концов…

– Мы не хотим, чтобы дед что-нибудь для нас делал, тетя Милли, – быстро сказал Пол. – Он, впрочем, и так бы ничего не сделал, но это не важно, мы все равно не хотим.

– Дорогой! – вскинулась его мать. – К чему такая непреклонность! Такая злость! Не узнаю тебя, Пол, когда ты начинаешь так говорить. Что-то, – она с откровенным отвращением посмотрела на Фенеллу, – что-то в тебе страшно переменилось.

– А где Пэнти? – бодро спросила Миллимент.

– В школе, где же еще, – с достоинством ответила Полин. – Обычно она с нами не завтракает.