– Нет, благодарю покорно. Убийство так убийство. Но… дело в том, что полиция станет интересоваться любыми мельчайшими подробностями. Расспрашивать про… прошлый вечер. Да?
– Должно быть. Довольно гнусная процедура.
– Увы, – вздохнула Барбара. – Не сердитесь на меня, глупую, но скажите: должна ли я рассказывать им про свое новое платье?
У Дайкона отвисла челюсть.
– Э-э… А с какой стати? – проблеял он.
– Ну, я хотела сказать… Словом, рассказать ли им про Квестинга – как он подкатил ко мне и начал разговаривать в таком тоне, как будто подарок исходил от него.
Приведенный в ужас столь очевидной нелепицей, Дайкон воскликнул:
– Господи, что за дикая чушь!
– Вот видите! – укоризненно всплеснула руками Барбара. – Вы опять на меня злитесь. Не понимаю, почему вы так вскидываетесь всякий раз, как я упоминаю про это платье. Да, я по-прежнему думаю, что подарил мне его Квестинг. Он единственный из всех наших знакомых, кто мог бы позволить себе столь экстравагантную выходку.
Дайкон перевел дыхание.
– Послушайте, – сказал он. – Я все уши прожужжал Квестингу, что это чертово платье прислала ваша пресловутая тетка из Индии. Он смекнул, что Индия находится на краю света, и решил, что может преспокойно сыграть роль добренького крестного из сказки. Но ведь в любом случае, – голос Дайкона внезапно треснул и препротивно задребезжал, – какое это имеет отношение к делу? Вам вовсе не обязательно обсуждать с полицией проблемы своего гардероба. Не глупите. Отвечайте на все вопросы, но об остальном лучше молчать. Хорошо, Барбара? Обещаете?
– Я подумаю, – с сомнением произнесла Барбара, грызя ноготь. – Просто мне почему-то кажется, что рано или поздно история с моим платьем непременно всплывет.
Дайкон был в замешательстве. Если Гаунта выведут на чистую воду, дело примет совсем иной оборот. Тогда его размолвка с Квестингом уже не будет выглядеть столь невинной. Дайкон ругался, насмехался и молил. Барбара внимательно выслушала его и наконец пообещала, что не станет рассказывать про платье, не известив об этом наперед Дайкона.
– Хотя, признаться, – добавила она, – мне непонятно, из-за чего вы так раскипятились. Платье не имеет никакого отношения к делу.
– Это может заронить какие-нибудь нелепые подозрения в их дурацкие мозги. Всем ведь известно, что полицейские – народ крайне подозрительный. Брякнешь им что-нибудь лишнее – и пиши пропало. Так что лучше помалкивать. Не знают, и ладно.
Они еще немного побродили. Дайкону показалось, что разговор про платье девушка завела случайно, в последнее мгновение переключившись на него с того, о чем хотела сказать на самом деле. Он несколько раз перехватывал ее устремленный на дверь Гаунта мечтательный взгляд. Вдруг Барбара остановилась и, переминаясь с ноги на ногу и пряча глаза, спросила:
– Вы, должно быть, очень опытный мужчина?
Сердце Дайкона екнуло.
– Признаться, вы застали меня этим вопросом врасплох, – выдавил он. – Что вы имеете в виду? Что у меня порочная натура?
– Нет, конечно, – ответила девушка, густо покраснев. – Я имела в виду совсем другое. Вы, наверное, хорошо понимаете актерскую душу.
– Ах вот вы о чем. Да, актерских страстей я насмотрелся и наслушался предостаточно. А что?
Барбара затараторила как пулемет:
– Ведь чувствительные люди всегда очень ранимы, верно? У них ведь такая тонкая натура! Они такие уязвимые. Просто как дети, правда?
Вдруг она подняла голову и посмотрела на Дайкона с сомнением.
«Вот, значит, чего этот старый фат наболтал ей тогда на берегу, – с горечью подумал Дайкон, – пока я как дурак карабкался по скалам».
– В том смысле, – продолжила Барбара, – что они воспринимают все не так, как все остальные. Следовательно, и реагируют на случившееся совсем иначе. То, что кажется нам пустяком, может выбить их из колеи, верно?
– Вообще-то…
– Поэтому, – поспешно прервала его Барбара, – и обращаться с таким человеком следует как с китайским фарфором, а не глиняным горшком.
– По-моему, это и так совершенно очевидно, – пожал плечами Дайкон.
– Значит, вы со мной согласны?
– За последние шесть лет, – осторожно произнес Дайкон, – мне только и приходилось, что сталкиваться с различными бурными проявлениями ранимой актерской натуры. В основном они изливались на меня, поэтому в отличие от вас я не могу говорить о них с восторженным придыханием. Однако в целом вы правы.
– Надеюсь, – вздохнула Барбара.