Заклятые враги

В центре пустыря высились руины собора, который Ас Анархия называл своим домом – точнее, штабом. Колокольня неплохо сохранилась, так же, как часть колоннады и северная часть постройки. Остальное превратилось в руины.

Адриан пошевелил пальцами, которые так и тянулись к верхней пуговице на рубашке, чтобы расстегнуть ее, открыть татуированную молнию и превратиться в Стража!

Но даже сейчас он не хотел рисковать – не нужно, чтобы Данна узнала его секрет.

Бабочка перелетела через забор, и Адриан увидел, что в одном месте кто-то кусачками проделал дыру, достаточно широкую, чтобы пробраться через нее.

Любопытные туристы, подумал он. А может, ребятня, на спор.

Но уверенности не было. Адриан не мог представить, кому и зачем понадобилось ходить сюда. В место, заброшенное с того дня, когда Ас Анархия был уничтожен.

Зачем было Данне приводить его сюда?

Зажав в руке маркер, Адриан пролез в отверстие. Проволока зацепилась за куртку, и шов на плече с треском порвался. Оказавшись по другую сторону, Адриан выпростал руки из рукавов и оставил куртку болтаться на заборе – по такому ориентиру, решил он, будет проще найти лаз на обратном пути.

Бабочка уверенно летела к собору, то опускаясь к развалинам, то поднимаясь выше. Перед Адрианом возник второй забор – окончательно обветшав, он покосился и упал. Адриан миновал знак ОПАСНО – ВХОД ВОСПРЕЩЕН. Неутомимая бабочка на секунду присела на знак и снова вспорхнула.

– Ну что, Данна, – прошептал Адриан, помедлив и глядя, как над развалинами вспыхивают оранжевым в свете луны ее крылья. – Сейчас самое время решить, нужно звать подкрепление или нет.

Но бабочка ему, конечно, не ответила. Она его даже не понимала.

Адриан задумчиво пожевал губу. Его угнетала неопределенность ситуации. Звать ли кого-нибудь на подмогу? И если звать, то кого – свой отряд или взрослых, Совет, родителей?

Или лучше сначала принять облик Стража и самому взглянуть, в чем там дело?

Бабочка ждала его, сидя на обломке колонны, и нетерпеливо взмахивала крылышками.

Адриан сглотнул.

Если бы он погнался за Акацией не в одиночку, а с командой, все могло сложиться иначе.

В слове герой нет буквы я.

– Хорошо, – пробормотал он, поднимая руку с коммуникатором. – Пошлю сообщение отряду о том, что экстренно требуется подкрепление, и…

Неожиданный порыв ветра, как льдом, ожег лодыжки Адриана, поднял с земли облако пыли и закрутил. Подхватив бабочку, смерч увлек ее под нависший край полуразрушенной арки.

Слова, которые собирался произнести Адриан, замерли на языке. Пыльный смерч приближался к нему. Мрачный. Непроницаемый.

Перед Адрианом возникла фигура в развевающемся черном плаще, низко надвинутый капюшон отбрасывал глубокую тень, скрывая лицо. Изогнутое дугой лезвие косы прорезало небо.

Фобия.

Каждый удар сердца Адриана гулким эхом отдавался в ушах. Краткий миг, когда он, леденея от ужаса, всматривался в пустоту под капюшоном Фобии, показался ему вечностью. Из всех Анархистов Фобия всегда представлялся ему самым зловещим и пугающим. Не только потому, что он был наделен способностью выявлять людские страхи и манипулировать ими, но и потому, что о нем самом известно было крайне мало. Никто не знал его слабостей – если они вообще имелись. Он ни разу не слышал, чтобы Фобия был ранен – даже в Битве при Гатлоне. Однажды на глазах у Адриана в него метнули гигантскую острую пику, которая проткнула бы насквозь любого, – но Фобия просто мгновенно растворился в пространстве, обернувшись облаком черного дыма.

Тем не менее Адриан не дрогнул. Он лихорадочно оценивал свои возможности. Что можно нарисовать такого, что помогло бы в бою с Фобией?

– Я уже встречал прежде такой же страх, как у тебя, – проскрежетал Фобия. – Страх беспомощности.

Адриан сжал зубы.

Не обращать внимания.

Рванув ворот рубашки, так что отлетела пуговица, он нащупал на груди чернильную молнию.

Адриан уже потянул ее, как вдруг услышал, как кто-то выкрикивает его имя.

Он замер.

Тело обмякло и будто съежилось. Он не верил своим ушам. В глубине души он понимал, что это просто фокус, этому нельзя верить, но не посмотреть в ту сторону было невозможно.

Никакой надежды – и куда девался его хваленый оптимизм.

Он поднял голову и увидел ее.

Глаза, полные отчаяния, в обрамлении густых волос. Золотой плащ, развевающийся в воздухе за спиной. Это отважное, прекрасное лицо, способное в мгновение ока стать из строгого нежным и любящим. Совершить переход от неодобрительного взгляда к ласковому смеху.

Над собором парила его мама – словно спешила к нему и не успевала. Все ужасы мира отражались в ее взгляде, но она летела, чтобы защитить его, своего единственного сына, свою жизнь и любовь.

А потом словно перерезали веревочку у марионетки.

Она летела.

И вдруг стала падать.

Прямо на пустырь.

Ветер подхватил и унес ее крик. Она молотила по воздуху руками, путалась в плаще.