Маг не стал спрашивать, почему эльф не желает ему удачи. Он не был молод и наивен, а прожил на этом свете полтора столетия, научился уже давно различать презрение даже на эльфийских, не тронутых настолько сильно чувствами и временем лицах. Волшебник только вздохнул и двинулся дальше — от эльфийского оружия мало толку, но иногда даже в мертвецах есть капли силы. Конечно, собирать её — как же противно, и это должен делать не Высший, но если кроме него больше никто ничего не может, то кому, как не старику бродить по этим холмам среди гор трупов!
Эльф ушёл. Он не собирался помогать, разумеется — их было мало, они дали силу, потому что чего-то испугались, очевидно, какого-то пророчества, но маг никогда не питал особой надежды на эльфов. Они чужды людям, слишком далеки от сочувствия, чтобы верить в их помощь.
Ученик зорко осмотрелся — совсем ещё дитя, только вчера разменял второй десяток. Русые волосы, не тронутые ещё зрелостью глаза, ребёнок — но ребёнок с хорошим зрением.
— Там! — указал рукой он. — Эльфийский кинжал, но крови нет.
— Эх, — вздохнул маг, — неужто хоть раз они промахнулись… В мёртвого, что ли, попали, или убило заклинанием?
…Но кинжал был в сердце не сгоревшего трупа и не изувеченного ранами мужчины, не уставшего воина, упокоившегося на поле боя. Маг едва удержался, чтобы не возвести руки к небесам — благо, никто не мог видеть выражение его лица.
Старик опустился перед мёртвым на колени. Ни царапины, ни капельки крови, и какие черты лица — умиротворённый взгляд ещё не опустевших синих глаз, широко распахнутых перед смертью, чуть приоткрытые губы, словно ещё что-то пытается сказать.
— Эльфы-эльфы… — покачал головой он. — Гори ты со своим медальоном!.. Словно бог с небес сошёл, — он протянул руку, словно пытаясь убедиться, что этот юноша — единственный не запятнанный кровью, единственный не пострадавший от резни, с этим кинжалом в сердце, — совсем даже не призрак. Может, маг ещё б и не удивлялся — но он видел этот медальон, он видел его уже сегодня на картинке. — Когда боги гибнут в войнах, мир идёт к краху…
Ученик не остановился перед прекрасным юношей в благоговейном поклонении. Он только дёрнул кинжал, понимая, что сила им нужна как можно быстрее — тот попал прямо в сердце, прорвал мышцу пополам…
Магией рвануло во все стороны. Маг зажмурился — взрывная волна миновала его, потому что он был слишком близко к несчастному. Кровь из раны вытекала синяя — искрилась от волшебства.
Эльфийские кинжалы делались так, чтобы раны от них никогда не заживали. Но, казалось, ничто не могло превратить в стылую жидкость этот ураган магии. Сила лилась вместе с капельками яда с лезвия, и края раны тянулись друг к другу.
Схожий с божеством юноша шумно вдохнул воздух — и, словно это не его сердце пронзил эльфийский зачарованный кинжал, резко сел, сжимая пальцами траву. Даже почти без испуга в глазах, вполне осмысленно, и без глупого вопроса — не шепчет «я на небесах», не хватает за воротник. Волшебство безумием плясало в бесконечном океане синевы; он словно что-то на секундочку вспомнил, но стоило ране затянуться, а эльфийскому кинжалу опуститься в ножны, как мысли ушли, и остался только сплошной гул в голове.
У старого мага перед глазами всё ещё стояло его мёртвое, холодное, бледное лицо — будто бы незнакомец воскрес из мёртвых. Он пошатнулся, и пальцы как-то против собственной воли потянулись к груди, словно пытались отыскать кончиками пальцев хотя бы следы сердца. Парень казался даже не испуганным, просто растерянным, но магу от того легче не становилось — он видел одного из Двух, и старику казалось, что вот-вот сбудется очередное страшное пророчество.
Парень попытался подняться, но пошатнулся — и рухнул без сознания. Первая нормальная реакция за последние несколько минут — к счастью, старик заставил себя успокоиться и вновь коснулся ледяного лба, отбрасывая в сторону чёрные кудри, склонился, словно пытаясь понять, дышит ли раненный. Дышал — на руке появился вновь глубокий порез, на груди, впрочем, ни следа от той отвратительной раны, что нанёс ему эльфийский кинжал. Юноша теперь походил на самого обычного раненного, мучить его или тянуть куда-то не представлялось разумным.
Тем не менее, маг прожил на этом свете не один и не два десятка лет, он знал, что раз уж незнакомец пережил такую смертельную рану, то оставлять его тут никак нельзя. Волшебники — они как коршуны, что пытаются урвать лакомый кусок; сначала же сюда налетит стая стервятников, что будет тянуть магию из юноши. И только если у них не получится испить беднягу до дна, только тогда появился кто-то разумный, что попытается его приручить и использовать в собственных целях. Разумеется, Высший не был идеально добрым человеком, а тоже преследовал определённые интересы, но лучше столь могучее оружие окажется в его руках.
— Наколдуй носилки, — повелительственно проронил он, обращаясь скорее к пустоте, чем к своему ученику. Парень за его спиной недовольно засопел — прежде Высший никогда не разговаривал с ним в таком тоне.