Заклятые враги

— Простите, но разве эта деревушка — такая уж важная, чтобы наши воины тратили столько времени и сил на её сожжение? — послышался недовольный вопрос у него за спиной. Королева Марисса — в своём извечном чёрном платье, траурном донельзя, с прячущимся за её спиной сыном, гордая и непобедимая. Что бы она могла значить, не останься тут Гартро? Разве в ней самой есть хоть капелька силы, способной привести эту женщину и её войско к победе? Разумеется, ничего нет. Она жалкая, никому не нужная… Просто — женщина, такое короткое и немного игривое отчего-то слово.

Она могла показаться ему красивой. Возбуждающей. Но Тэллавар никак не мог победить собственный отвратительный, надоедливый возраст, от которого постепенно становилось дурно. За что ему это бесконечное недовольство, эта жалкая пародия на собственную жизнь? Молодость! Он так устал находиться в этом старом, жалком теле!..

— Мы победили, — развёл руками он. — Мы победили, Ваше Величество. Празднуйте. Эта война — вот, что сделано в вашу честь.

— Это не война, это фарс! — возмутилась Марисса. — Мы выжгли не столицу, а просто таверну, на вывеске которой написано короткое «Тут был Его Величество»! Да мне всё равно, что там написано — мне нужно злато Лэвье, мне нужна настоящая победа.

Тэллавар скривился. Змеи утихли под его ногами, и он лишь перевёл на Бонье пристальный взгляд.

Марисса отшатнулась. Казалось, её пугало уже то, как Гартро будто бы не замечал её, словно представлял, как она рассыпается на мелкие кусочки и обращается в элементарную пыль.

— Уйди, пока мне не пришлось пользоваться своими методами, — прошептал Тэллавар ей на ухо, останавливаясь совсем-совсем близко, и подтверждением его слов стало гулкое шипение змей под ногами. Они будто бы так и рвались выглянуть из-под его длинной мантии и укусить ненавистную божеству королеву. Разумеется, ещё рано. Совсем рано.

Она гордо вскинула голову — но шаг был пугливым, и о Бонье королева уже даже не вспоминала. Действительно, зачем думать о сыне, когда на кону стоит своя собственная жизнь? Что за глупость…

Тэллавар же вперился взглядом в несчастного экс-посла. Казалось, он собирался испить его силы, впитать в себя всё до последней капли, но удержался — от Бонье ему нужна была лишь жажда. Жажда жизни, победы, денег, богатства… Чего угодно. Пятисотлетний старик просто не способен желать женщину, в конце концов. Он так устал от всего этого, устал от того, что вынужден отодвигать собственное будущее на задний план…

У него была красота, у него была молодая магия и молодая любовь. У всего этого не хватало только одного ингредиента.

— Ты обещал мне, Бонье, отдать собственную жажду жизни, когда я наконец-то выиграю битву для вас.

— Это не битва — побоище, — покачал головой посол. — В конце концов, мы говорили и вовсе о войне, а не об уничтожении какой-то жалкой деревушки.

— Отдай то, что обещал — и мы ещё выиграем.

— Сначала победа, — хмыкнул он, и в серых глазах даже мелькнуло что-то схожее с осознанностью ситуации.

Тэллавар чувствовал, как в его сердце вскипает злоба. Он не мог забрать это силой — только добровольная жертва имела смысл. Только обмен, сделка, и это правило он нарушить никак не мог, иначе давно бы уже собрал то, что ему было нужно. Он столько лет готовился, собирал всё по крупицам, а теперь какой-то недолугий мальчишка надеялся ему помешать, встать на его пути и не отдать то, что нужно! Сколько отчаянной наивности в этом его поступке, сколько глупости и пустоты в каждом взгляде…

— Ну что ж, — Гартро выпрямился. — Я найду, у кого это забрать. Но ты пожалеешь, что отказался быть добровольцем.

Он знал, что когда доведёт войну до конца, эти люди просто встанут против него. Отдать для Бонье что-либо — нет! Он не согласится! Тэллавар чувствовал, что мешающие ему пешки были о себе слишком высокого мнения.

И он не мог больше продвигаться дальше в этом старом, износившемся теле. У всего есть свой срок, и даже всемогущие чары Дарнаэла Первого, отобранные у наследника его дара, не вечны. Гартро знал, что должен наконец-то стать молодым, должен вернуть себе физическую силу, иначе — истлеет то, в чём содержится его дух.

Он вновь повернулся к пылающей таверне и приподнял свою мантию.

Змеи, шипя, выползли на чёрный грунт, моментально пачкаясь в ещё тёплом пепле.

— Ну что, черти, — он улыбнулся им почти ласково — это было единственное проявление чувств, на которое мужчина оказался способен. — Сегодня вы наконец-то выполните своё предназначение. И уберёте моих врагов с моего же пути…

* * *

Ночь казалась особенно тёплой, мягкой и приятной. Подступал уже потихоньку конец лета, и теперь жару вытесняло то редкое чувство предосеннего уюта. Природа ещё не собиралась засыпать и отдавать свои плоды, а темнота наполнялась приятными запахами каких-то неведомых цветов, что их никогда не отыскать весной.