Заклинатель змей. Башня молчания

- Это можно было предсказать и без гадания по Солнцу. А впрочем, кто знает. Что, если его вредоносные излучения дурно действуют и на мозг человека, и на его поведение? Несчастья в Аттике, о которых пишет Фукидид, сопровождались еще и опустошительной Пелопонесской войной. Гниет на ходу? - вздохнул Омар. - Вот что, друг, я не поеду в Исфахан.

Ему вспомнилось:

«Мы в нашей благословенной исламской стране...»

- Передай им там всем в столице: они, наконец, добились своего - я исправился и больше никому не задаю вопросов. Но и никому на них не отвечаю.

«...обойдемся без хитрых математиков, строптивых астрономов, безбожных лекарей».

- Я осознал свои заблуждения и отрешился от звезд, математики, врачевания и прочих бесовских наук и сделался вполне богобоязненным правоверным. Так что, - смиренно произнес Омар, - помолиться за болящих я могу, но больше ничем пособить не сумею.

- Сто динаров и три фельса! - вскричал свирепый Ораз. - Мы, бедные, мчались напрямик, сломя голову, по горам и степям. Сколько лошадей пришлось сменить. А ты… Визирь с меня шкуру снимет. Хоть силой, да увезу.

- Попробуй! А ну, покажи бумагу.

- Какую бумагу?

- Вот такую. Хватит делать из нас дураков. – Омар встал, злорадно достал из облезлого сундучка свиток с восковой печатью на шелковом шнурке. - Видишь? Это приговор суда святых шейхов. Послушай, что тут говорится: «Отныне и навсегда, - навсегда, чуешь? - означенный шейх Абуль-Фатх Омар, сын Ибрахима, изгоняется из Исфахана». Значит, в столице я - вне закона, любой правоверный может напасть и зарезать. Есть у тебя новый приговор, отменяющий старый? Нет? И проваливай. Привезешь бумагу с печатью - поеду.

У Ораза губы дрожат, сверкают глаза. Убить готов.

- Закон есть закон, - пожал плечами Омар.

- Правильно! - хрипло рассмеялся туркмен. И махнул рукой. - Никто их не тянул за язык. Но ведь... царевичи все перемрут, пока я... доскачу до столицы, пока законники соберутся и вынесут новое решение... пока я вернусь, и мы поедем...

Омар - постным, назидательно-ханжеским голосом:

- И жизнь, и смерть - от аллаха. Не так ли, почтенный?

«Я, вступая в сословие врачевателей, торжественно клянусь...»

- Чего вы пристали ко мне? - вскричал Омар, когда через несколько дней к нему нагрянул... сам визирь Изз аль-Мульк. - Законов не нарушаю, подати плачу, долги, хоть и не сразу, возвращаю, честно зарабатываю на хлеб, чего еще надо вам от меня; оставьте в покое!

- Законов не нарушаешь? - Изз аль-Мульк, усталый с дороги, откинул с глаз башлык, который надел, чтобы его не узнали. В Нишапур он явился тайно, по неотложному делу, и не хотел никаких торжественных встреч. - Мне доложили: в мечеть не ходишь, пьешь вино.

- Ячменную водку, - поправил Омар. - Ты затем и приехал, чтобы мне это сказать? Милейший! Я уже без малого тридцать лет не хожу в мечеть и пью вино. И ничего со мной не стряслось. И еще тридцать лет не буду ходить - и буду пить. Но ты не бойся: пьяный поэт совсем не то, что пьяный погонщик ослов или накурившийся хашишу богослов.

«Нет, он неисправим, - думал с досадой Изз аль-Мульк неуклюже располагаясь в пустой холодной гостиной. - Это сумасшедший. С такими речами...»

- Ты недалеко уйдешь в этом мире, - сказал он вслух

- Этот мир не един! У тебя - свой мир, у меня - свой. В своем-то мире... я ушел уже так далеко, куда тебе никогда не дойти. И откуда я сам не знаю, как выбраться. Так-то мне там хорошо.

- Ну, как знаешь. - Визирю, принимавшему все за чистую монету, и невдомек, с его-то низким лбом, что такой человек, как Омар, в силу язвительности характера, не может обойтись без заострений и преувеличений. - Я не затем приехал, чтоб спорить с тобой.

- А зачем ты приехал, милейший? Может быть, ты привез вознаграждение за «Наврузнамэ»? Хорошо бы! А то видишь, - Омар указал визирю на его приближенных, уныло топтавшихся по холодному голому дому, - мне гостей даже некуда посадить и угостить их нечем.

- Ничего, мы сейчас назад, - глухо сказал смутившийся визирь. - А за «Наврузнамэ»... в те дни не было денег в казне.

- Не было денег! Куда же они девались? Горы золота.

Как она дальше звучит, та глупейшая клятва?

«Все знания и силы... здоровью человека, лечению и предупреждению заболеваний. - Примерно так. - Ничем не помрачать честь... трудиться, где это нужно...»

- Ты поедешь сейчас со мной в Исфахан, - объявил визирь. - Вот указ: решение суда отменено. Собирайся.

- И не подумаю! - (Лучше бы вам не связываться с нами. Жалко вы будете выглядеть, если мы начнем крыть вас вашим же оружием). - Я такой знаешь: если меня выставили из дома, где я чем-то не угодил хозяину, я в этот дом больше не полезу, пусть хоть горит.

«Быть всегда готовым оказать должную помощь, заботливо относиться к больному, хранить врачебную тайну...»

- Собирайся! - гневно крикнул визирь.

Именно в таких горячих случаях правители, не обладающие логикой и припертые к стене, бросают на плаху тех, кого не могут одолеть умом.

Но Изз аль-Мульк все-таки сын великого Низама аль-Мулька:

- Там дети кричат в огне!

Эх, если б не клятва...