Тишина вокруг стояла практически оглушительная, ослепляющая. Птицы с мест не двигались, просто смотрели, провожая взглядами огромных глаз, поворачивая головы. Падал снег.
Невесомый.
Тихо. Очень тихо. Как перед бурей.
А через два оборота в Колыбель вернулись ветра. Пронеслись мимо к ледяному нечто, растревожили сов и скрылись.
Сила в воздухе была разлита неимоверная. Такая, что с трудом верилось, что она вообще может существовать. Но во мне, на мне, вокруг была Зима, позволяя дышать, позволяя почти не ощущать этого давления, лишь покалывание кожи. И чем ближе я подходил к ледяному обелиску, тем сильнее, плотнее и больше становилось давление. Загудело в ушах, воздух паром вырывался из легких, ветра метались и кружили вокруг гигантской глыбы льда, поднимая в воздух снежинки, которые застилали глаза.
Теперь не было тихо, теперь стало невероятно громко, я узнал голоса Рьорка и Скади. Они выли, превратились в цепных псов, стараясь не пустить меня.
— Вон! — зарычал я, когда понял, что дальше не смогу ступить ни шага. Долбанное сопротивление воздуха, долбанная разыгравшаяся стихия.
И вторя чувствам бесновалась внутри уже моя сила, покрыв тело коркой льда.
Замедлились сердцебиение и бег крови по венам, дыхание стало редким. Я начал различать в мелкой крошке пурги отдельные снежинки, смог разглядеть потоки воздуха, увидел мельчайшие трещинки под ногами. Звуки доносились как через толщу воды, все вокруг отчего-то почти перестало двигаться.
Всего два шага, и я понимаю, что передо мной не ледяной обелиск, а ледяной круг.
Ведьминский круг.
Огромные хрустально-прозрачные шипы тянулись к самому небу, вгрызаясь, впиваясь в него.
Густые светло-серые облака мешали солнечным лучам проникнуть в чашу. Мгла окутала и опутала это место, и гудел воздух от столкновения двух разбушевавшихся стихий — моей и Софи.
Я сделал еще несколько шагов, встал почти вплотную к непроницаемой стене и смог разглядеть фигуру ведьмы внутри. Странно застывшую. Она напоминала бабочку, угодившую в каплю янтаря.
Вот только лед был слишком толстым, и ничего кроме очертаний увидеть не удалось.
Я сжал руку в кулак, и покорная моей воле серо-голубая гладь прямо передо мной треснула.
Крак!
Звук оказался слишком громким, каким-то натужным и надрывным. Он прокатился эхом по Колыбели, отразился от стен чаши. Еще раз и еще, сливаясь, многократно умножаясь. Загалдели совы, захлопали крыльями, заставляя морщиться. Слишком громко. Слишком громко для моих чувствительных сейчас ушей.
Крак, крак, крак!
Трещина ползла выше, ширилась, пришлось отступить на шаг, чтобы не угодить под град осколков.
Опять взвыли ветра, протяжно и низко. Попробовали дотянуться до меня, ударить, отбросить. Как голодные псы напали практически вместе, толкнув в грудь, попробовали сковать руки, спеленать колючими плетьми.
— Прочь! — отчего-то собственный голос перекрыл все остальные звуки, заставив поморщиться.
Давление чужой силы стало практически невыносимым.
Северные духи, насколько же она сильна теперь, что умудряется сдерживать даже меня. Меня, почти полностью отдавшего контроль Зиме! Выпустившего наружу все то, что так давно рвалось, и скреблось, и ныло, и царапало.
— Прочь! — повторил я. Подходя почти вплотную к обелиску, кладя обе ладони на лед. — Я, Александр Гротери, именем своим, волей своей, властью над Северными землями заклинаю: прочь!
В последней отчаянной попытке ветра изодрали мою одежду, исполосовали тело, пробившись сквозь корку льда, забрали дыхание и бросили в лицо целый сноп игольно-тонких острых снежинок.
Грохот над головой и через миг дрожь земли где-то рядом, немного сзади, и вдруг образовавшаяся пустота под ладонями. Я тряхнул головой, игнорируя жгучую больв позвоночнике, и сделал шаг внутрь.
Софи застыла в воздухе, в самом центре ведьминского круга. Ее волосы стали полностью белыми, тело казалось хрустальным, прозрачным, как воды стеклянного моря, а глаза невидяще смотрели в никуда. На самых кончиках пальцев сверкало непонятное плетение, а под ногами закручивались в спирали ветра. От их воя дрожали стены, нервы рвались, как перетянутые струны.
— Вон! — прорычал я.
— Стоять! — раздалось властное и чужое в ответ.
Я сощурился, всмотрелся в лицо Заклинательницы.
— Софи?
Непонятное плетение в ее руках отчего-то не давало мне покоя, никак не получалось отвести от него взгляд. Голову в мою сторону девушка не повернула. Да и вопрос ведьма проигнорировала.
Она была странно застывшей, неживой, чужой. Чужой и… прекрасной в своей дикой силе и… ярости. Эта ярость звучала в голосах ветров, мерцала в глубине затянутых пургой глаз, дрожала в уголках плотно сжатых губ.
Я сделал несколько шагов к Заклинательнице, протянул руку.
— Уходи! — меня отбросило назад с такой силой, что от удара затрещал лед, боль пронзила затылок и спину, рот наполнился металлическим вкусом крови.
Взвыла Зима, метелью отгораживая меня от девушки.
Нет.