Заключительный период

Князев В. Н. (1933 года рождения, образование высшее, б/п, разведен, от первого брака сын Александр 1960 г. р., от второго брака дочери Света и Марина 1965 и 1967 г. р., от третьего брака сын Анатолий 1970 г. р. Выплачивает алименты в размере 50 % заработной платы, морально устойчив, пользуется авторитетом коллектива, регулярно перевыполняет план) сидел на колченогом стуле, приткнувшемся наискосок от двери между тонкими фанерными стенками овощного ларька, опустив голову. Голова была тяжелой. Голова была такой, словно ее набили камнями, но камни тут были ни при чем. Ларек был похож на скворечник, а сам Князев — на старую подбитую птицу. На пингвина делал его похожим длинный и условно белый передник, но вообще-то он больше походил на ворону, подшибленную камнем, хотя его, бывшего инженера, бывшего чемпиона по боксу в среднем весе, подшибла жизнь.

Вот он и сидел — сидел в углу, как боец, пропустивший встречный удар и едва дотерпевший до спасительного гонга, чтобы на ватных ногах дойти до своего угла и рухнуть на стул, подставленный секундантом, чтобы, мотая головой, как лошадь, которую донимают слепни, попытаться до гонга следующего раунда вынырнуть из багрового тумана. «В синем углу мастер спорта Князев Вячеслав, общество «Спартак», провел сто двадцать восемь боев, одержал сто семь побед, из них двадцать три нокаутом», но на этот раз никто не заподозрил бы в нем победителя. На этот раз — нет. Сила боксера — в его руках, но спасение — в ногах, и именно ноги подвели сегодня бывшего чемпиона; хорошо еще, что у него хватило сил добраться до стула, просто свалился как мешок, — столько проводить на этих ногах ему еще не приходилось: по двенадцать часов в день и все две последние сумасшедшие недели перед рождеством. С утра до вечера, день за днем. Апельсины, мандарины, лимоны. А грейпфруты? И они. И они тоже, но они не в счет, они не выдерживали конкуренции ни с апельсинами ни с лимонами, не говоря уже о мандаринах — мандарины шли вне конкуренции, огромные, тугие и сладкие, отборные мандарины из Грузии и Китая.

Из Китая.

В котором Князев работал когда-то, неизвестно когда, так давно это было, словно в другой жизни, а может и правда в другой, работал вместе с Сомовым, но он не вспомнил о Сомове, работал с Дундуром, но он не вспомнил о Дундуре, о Вите Дундуре, закадычном дружке, лучшем кореше, не вспоминал, как не вспоминал и о Гришманове, Фетисове, обоих Ивановых, да и о самом Китае тоже. Не вспоминал. Не мог, не хотел? Не вспоминал. Ветер жизни налетел и унес все воспоминания, развеял их, так сказать, над водами времени. Над волнами Хуанхе, над просторами Волги и Невы. Что было, того уже нет. А было ли? Неизвестно. Может быть, и не было ничего. Вот так.

Князев помотал головой и пошевелился. За его спиной громоздились ящики, легкие, невесомые ящики из Марокко и Пекина. Что-то тяжелое, как удар кирпича, разламывало затылок. По жилам бывшего чемпиона медленно текла бурая жидкость, похожая на кровь, но то была не кровь. То был портвейн. Три бутылки портвейна. А ведь он зарекался пить портвейн, он давал себе слово. Но портвейн оказался сильнее, и он сбил бывшего боксера с ног. Закрыв глаза, он слушал, как прибоем бьется в голове счет: «Один, два, три, четыре». Что это? Он на полу? Нокдаун? Или нокаут? Что бы ни было, надо встать, подняться с пола, не сдаться, не сдать… «пять, шесть…» Как летят эти секунды, как быстро считает судья. Что притиснуло его в угол, что связало по рукам и ногам, что нанесло сокрушительные удары — в печень, в голову, что заставило согнуться пополам и рухнуть? Жизнь. Она бьет наотмашь, не уйдешь нырком, как когда-то, особенно если вышел из формы, особенно если портвейн…

На ринге он упал лишь однажды. А помнит это, как будто вчера… Любой это помнит, словно вчера. Сначала яркий свет, взрыв и ощущение необыкновенной легкости, почти торжества. Потом возвращение к жизни, счет, долетающий до тебя откуда-то из другого измерения, потом ощущение неслыханной тяжести тела, словно ты прибит к доскам ринга гвоздями, и слова рефери, ведущего счет: «Один, два, три…» Эти первые три секунды пролетают в мгновение ока. «…Четыре, пять…» Подтащить колени к животу, опереться о пол, встать, подняться, только подняться, стоять, повернувшись лицом к противнику, который, пританцовывая и тяжело дыша, готов покончить с тобой последним уже ударом, и покончил бы раньше, чем ты успел разогнуться, если бы не отталкивающий жест рефери. Встать… Пот стекает по лицу, заливает глазницы, соль щиплет разбитые в кровь губы. Он ничего не видит, все плывет, и шум зала — словно прибой, словно волна, набегающая на берег. Он стоит и ничего не видит. Откуда-то доносится шепот, а может быть крик: «Где полотенце? Пусть тренер выбросит его на ринг».

Это — поражение.

Пот течет по лицу продавца Князева. Его полотенце висит над его головой на гвоздике. Грязное, скрученное. Князев тянет его, вытирает им лицо, вытирает пот. Нокаут, он проиграл. А кто виноват?