Заключительный период

Может быть, потому, что тогда он должен был бы рассказать и о другом? О том, что он испытывал каждый раз, просыпаясь?

Он испытывал одно и то же. В своем огражденном от мира мирке, в невесомости, оторванный от земных забот, тревог, страхов и сомнений, он всякий раз испытывал тоскливое чувство разрыва с Землей.

К этому он так и не смог привыкнуть.

Привыкнуть можно ко всему. К тому, что мотаешься на работе как собака, к тому, что ешь на ходу, где придется и что придется, к тому, что ни в чем нет порядка и, похоже, уже и не будет, к тому, что надо в Рождество сдавать недостроенные дома, и к тому, что за рулем в каждой второй машине сидит идиот. И к светофорам, натыканным на каждом углу, тоже можно привыкнуть настолько, что они тебя уже и не сердят. Мелькает снег, мелькают «дворники», мелькают прохожие, мелькают огни — зеленые, желтые, красные. От усталости темнеет в глазах. Опять красный? Пусть горит. Пусть.

Потому что уже дома. Рядом с домом, совсем рядом. Еще десять, от силы пятнадцать минут. Он глядит на часы. Две минуты десятого. Так, так. Красный свет, светофора раздражает Сомова, хотя он и не бык. Но он берет себя в руки. Постоянно держать себя в руках — это словно вторая профессия. Он не поддается раздражению. Он дисциплинированный водитель. Двадцать пять лет за рулем. Никаких происшествий. Неведомый миру идеал ГАИ. Свой первый автомобиль он купил, вернувшись из Китая. То был «Москвич-401», мир праху его. Потом были другие машины. Теперь — «шестерка». А надо бы «Волгу» — проще с ремонтом. И вообще. В министерстве обещали выделить, да, видно, запамятовали. Ничего, ему не к спеху.

Вот так. Стоит только запастись терпением — и дождешься всего. И того, что из тюрьмы выпустят, и того, что судимость снимут. И что в партии восстановят. Вот только жизнь не вернешь, ту, что была, да сплыла.

Об этом не надо, сказал себе Сомов. Вполне можно предположить, что именно так он себе сказал. Именно так и именно это.

Поскольку здесь был тот случай, когда никакое терпение ничего не решало.

Стой и жди. Золотое правило. Сам придерживаюсь и другим советую. Годится на все случаи жизни. Вот он и ждет, Сомов. Может, семафор не в порядке. Все равно, стой и жди. И не нервничай, это вредно для здоровья. Жди и думай, ведь всегда есть о чем. О производстве, например, вот о чем всегда можно думать.

Хватит с него производства. На сегодня хватит.

Можно думать о том, как ехать дальше. Можно так, а можно этак. Скажем, поехать прямо. До проспекта Гагарина. А там — направо. Все по проспекту, не заметишь, как Парк Победы, Кузнецовская, еще чуть-чуть, и дома. Дома, дома. Горячий душ, да. Прежде всего. И вообще — давно не ходили в сауну. Да. Нужно позвонить Филимонову, он это любит. Советская власть — вот кто такой Филимонов, живу у него в районе, как у Христа за пазухой. С гаражом — в одно касание. Мгновение — и есть гараж. И вообще…

И вообще.

Что это мигает? О, черт, это указатель уровня бензина. Он забыл, совсем забыл. Он давно уже мигает, этот указатель. Но как давно? Стрелка уже не на нуле, она забилась в левый угол и даже не дрожит. Только этого еще не хватало — застрять посреди улицы с пустым баком и канючить литр бензина. Сомов, ты растяпа. Ничего себе. Ничего себе покатался по делам службы. Утром, когда он выезжал из гаража, бак был полным. А теперь займемся арифметикой. Полный бак — сорок литров — это шестнадцать рублей. Шестнадцать рублей за сутки превратились в нечто эфемерное, в отработанный газ, эти шестнадцать рублей и отравляют сейчас атмосферу вместе со многими другими рублями. Можно сказать, что вся ионосфера состоит из рублей. Но разве это неправильно? Это правильно. Хочешь ездить с комфортом — плати. За все надо платить, за все в этой жизни приходится платить. Таковы правила. Правила игры. Разве жизнь — не игра? Игра. Вот и плати. Взялся играть — играй. И не жалуйся. Если проиграл — плати, если выиграл, держи выигрыш. И не плутуй. Это — главное.

Сам он не плутует. Никогда.

Проклятый семафор. Он стоит здесь уже час. Или больше?

На часах — две минуты десятого.

Значит так. На заправку он не поедет. И домой он не поедет. А поедет он в гараж, хоть это и чуть дальше. В гараж. Это рядом, совсем рядом. Гаражный кооператив номер тринадцать. На Витебском проспекте, вдоль железной дороги, триста пятьдесят металлических домиков, приткнувшихся один к другому, длинный серый ряд, железные стойла для металлических коней, саркофаги для желающих укрыть свои сокровища. Каждый владелец мечтает о таком убежище; тот, у кого оно есть, может спать спокойно, все пространство обнесено решеткой, а где решетка, там и охрана. Сомов в этом убедился.