Заколдованная душегрея

Как выразился однажды подьячий Протасьев – толк-то выйдет, бестолочь-то останется…

– Анюта, свет мой ясный, – ласково начал приступать Стенька, – зачем же шутки шутить? Была ж у тебя синяя душегрея с золотыми птицами! Не пьяный же я сюда пришел – помню!

– Так ты, стало быть, не за мной, а за душегреей от самой церкви гнался?!

Анюта повернулась к Софьице, а та уж была у низенькой дверцы. Шмыг – и не стало ее в предмылье.

Тут Стеньку холодный пот прошиб.

Мало того что в чужой дом тайно пробрался, что неведомую боярыню (Неведомую! Не могла это быть Анна Морозова!) всю ноченьку ласкал, так еще и разозлил ее напоследок!

Да на кой же черт боярыне, у которой полные сундуки камки, бархата, дорогих персидских атласов да алтабасов, из жалких кусочков собранная душегрейка? Что в этой душегрейке за тайна?

– Сама ж говоришь… – озираясь и не видя другого выхода, кроме того, которым скрылась Софьица, забормотал он. – Была ж у тебя душегрея, коли я за ней гнался!..

– Так! И кто же тебя, свет, ко мне подослал?! – ядовито осведомилась Анюта.

– Да никто не подсылал!

– Врешь! Сама сейчас скажу! Подослал тебя княжич. Так?

– Какой, к бесу, княжич?!

Совсем у Стеньки все в башке смешалось. Мало того что боярыня, еще и княжич какой-то замешался в это дело с синей душегреей!

И тут в башку мысль вступила, жалкая такая холопья мыслишка – грохнуться на колени, покаяться перед боярыней в нелепой своей слежке, честно объявить – мол, розыск у нас, и отпусти, голубушка, душу на покаяние! Это показалось единственным выходом.

Стенька, во все время этой нелепой беседы сидевший на скамье, встал, чтобы красивее на колени рухнуть, и ощутил неловкость в ноге. Что-то в сапог ему попало и уперлось внизу в лодыжку, не так чтобы слишком больно, однако чувствительно.

И он сообразил – да это ж его ножик-засапожник!

Недлинное, искривленное лезвийце служило земскому ярыжке на все случаи жизни. Он уж так наловчился совать нож за голенище, чтобы от него не было никакого беспокойства. И надо ж – забыл! Разуваясь впопыхах – не вынул, натягивая – о нем не подумал, и теперь рукоять оказалась совсем внизу и сама о себе напомнила…

– Мне, что ли, за тебя говорить, какой княжич тебя подослал? – гневно спрашивала меж тем Анюта. – Мне, что ли, повторять, что он тебе велел про какую-то душегрею, будь она неладна, разведать? И сам запомни, и ему передай – отроду у меня никаких таких душегрей не водилось! А не то найдется кому с тобой сейчас переведаться!

Так Стенька и знал! Софьица побежала за подмогой, и поди угадай, сколько здоровенных мужиков сейчас один за другим протиснутся в предмылье, чтобы ему, Стеньке, руки-ноги повыдергивать!..

Стенька не был отчаянным храбрецом, но и в дураках не числился. Вся его надежда сейчас была на верный засапожник. Кабы знал, приспособил бы его правильно, чтобы нагнуться – да и выхватить. Но треклятый нож сполз чуть ли не к самой пятке. К правой… Ну, ин ладно…

Стенька наступил левым каблуком на носок правого сапога и потянул из него ногу. Толкни его сейчас Анюта – грохнулся бы на гузно, как не умеющий ходить младенец. Но Анюта не толкалась, а продолжала выкрикивать обвинения да божиться, что даже слово-то такое впервые слышит – «душегрея»!

Нога выползала осторожно, чтобы не пораниться. И лишь когда миновала узкое место в подъеме, а засапожник проскочил еще дальше к носку, Стенька выдернул ногу, тут же подхватил сапог и вытряхнул клинок прямо себе в ладонь.

– Да что это ты?! – воскликнула Анюта, пятясь от доблестного воина со старым грязным сапогом в шуйце и кривым засапожником в деснице. – Да побойся Бога!

– Молчи, дура! – сам не свой от страха, велел Стенька. – Заорешь – прирежу! И веди меня отсюда прочь!

– Да больно ты мне тут нужен! Вот навязался мне на голову!

Что-то ковырнулось за дверью, и Стенька почти одновременно совершил два движения. Первое было – прочь от Анюты, к дверце мыльни, чтоб хоть там под полками укрыться и холщовыми подушками с душистым разнотравьем завалиться, а второе, более осознанное – к Анюте, чтобы сунуть ей под пышный бок острие засапожника.

– Молчи, кому сказано?!

– Да молчу я, молчу! – не на шутку перепугалась Анюта. – Молчу, дурак, собака косая!

– И пошли отсюда!

– Какое тебе пошли? Пусть Софьица убедится, что в проходах пусто, тогда и выведу!

– Врешь!

– Не вру!

– Перекрестись! – потребовал Стенька. – На образа!

– Ну, не дурак ли ты? Кто ж в мыльне образа вешает?

Некоторое время оба молчали, прислушиваясь.

– Пошли, – вдруг решилась Анюта. – Не до рассвета ж тебя тут держать. Я первая пойду, ты тихохонько – за мной…

– Нет уж! – возмутился Стенька. – Ты первая, да как кинешься бежать! А я тут ни хрена не знаю! Тут меня и повяжут!

– Да пойми ты, дурак!.. – взмолилась Анюта. – Мне же хуже, чем тебе, если нас вдвоем поймают! Ты-то убежишь – и поминай как звали, а мне-то здесь жить!

У Стеньки несколько полегчало на душе – выходит, все же не боярыня Морозова?

– Нет, вместе пойдем, – распорядился он. – Ну-ка, выгляни. Смотри – заорешь, а ножик-то вот он!

И показал, как именно войдет засапожник Анюте в спину.

– Да ну тебя…