Заколдованная душегрея

– Свят, свят, свят! – пробормотал Данилка, совсем как дедушка Акишев, и перекрестился. Ходили слухи, что в иных церквушках по ночам нечистая сила шалит – поди знай, может, она самая? Вовсе не желая в довершение всех бед связаться с сатанаилами, Данилка поспешил проскочить пустое место перед дверью храма. И – подальше, подальше!

– Постой, молодец! – раздалось из кромешного мрака.

Голос был молодой, звонкий, ласковый. Отродясь Данилку так не кликали – он и замер.

– Ты меня, что ль? – спросил он у темноты.

– Тебя, молодец! Да постой, дельце есть. Послушай, что скажу…

Из-за угла церковки появилась невысокая девка с горящей лучиной, оберегая ладошкой огонек.

– Да ну тебя! – отмахнулся Данилка и поспешил прочь. Если вдуматься, только так и могла заявиться парню на погибель нечистая сила – в облике ладной, румяной девицы.

– Да постой же, дурень! – крикнула она вслед. – Говорю, дельце есть! Пособишь – два алтына получишь!

Данилка остановился. Два алтына не те деньги, которыми бесы станут искушать, подумал он, эти подлецы, пожалуй, и сундук с серебром приволочь не хворы, чтобы заполучить христианскую душу. Пожалуй, можно было и вступить в переговоры.

– Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас, – про себя произнес Данилка и продолжал грубовато, как, по его мнению, полагалось разговаривать с женским полом: – Ну, чего тебе, девка, надобно?

Она подошла поближе.

– Неурядица у нас, молодец. Принесли младенчика крестить, крестная мать – есть, а крестный батька застрял где-то, чтоб ему ни дна, ни покрышки! Сделай милость, пойди к нам в крестные отцы! – И она поклонилась в пояс.

– Да что ж у вас за крестины среди ночи? – разумно спросил Данилка. – Потерпите уж до утра! Тогда и крестный явится.

– Батюшка нам днем не велит, – печально отвечала девка. – Он и об эту пору крестить не желал, еле уговорили. И надо ж такому горю быть! Батюшка в облачении ждет, дьячок ждет, а крестного и нет! Кабы девочку крестить – мы бы уж уговорили, а у нас – парнишечка.

– Так что ж вам загорелось ночью-то крестить? – все еще не понимал Данилка.

– Да парнишка-то у нас не отецкий сын, а его мать пригуляла…

Тут Данилка во все глаза уставился на девку.

Почему-то ему казалось: зазорные девки с Неглинки непременно ходят простоволосы, что ни слово – хохочут, говорят всякие непотребства. Эта же, на вид – лет шестнадцати, не более, была, как положено, в головной повязочке под платом, и глаза достойно опускала, стыдясь смотреть парню прямо в лицо.

– Перекрестись! – потребовал он. – Перекрестись, что правду говоришь!

– Вот те крест! Звать-то тебя как?

– А Данилой.

Они вместе вошли в тесный храм, где у купели стояли две женщины, держа младенчика, и высокий плечистый батюшка строго им выговаривал.

– А вот и наш крестный! Раб Божий Данила, – с тем девка подвела Данилку к купели.

– Что ж ты, сукин сын, слоняешься неведомо где? – спросил батюшка. – Я за пять алтынов всю ночь тебя тут караулить не нанимался! Ступай, стань возле крестной.

Данилка оказался рядом с высокой, едва ль не с ним вровень, статной девкой. Пока она не повернулась, он увидел и оценил черную длинную косу с дорогой жемчужной кистью-ворворкой. А повернулась – и снова мысль о нечистой силе испугала парня. Лицо у девки оказалось смугловатым, с резкими чертами, и брови – как углем наведены, густы, длинны, и нос тонок, и губы четко вырезаны. Случалось ему в Орше видеть красавиц-шляхтянок такой вороной породы, но на Москве – впервые!

– Данила, стало быть? А я – Настасьица, – успела шепнуть крестная мать крестному отцу.

– Вот и ладно, – отвечал он, тоже шепотом, потому что батюшка уже встал по ту сторону купели, готовясь приступить к обряду.

Отродясь еще Данилка не стоял так близко к доступной бабе! С ним творилось странное. Он видел темные лики иконостаса, что, выстроившись рядами, глядели на него из мрака укоризненно, он слышал и голос батюшки, но слов не разумел. И лишь когда дошло до Символа веры, несколько опомнился, прочитал хоть и с запинкой, но внятно.

С верой у белорусского полона тоже было не все ладно. Когда привели мещан да когда они кое-как расселились, а оказались иные даже в Твери, местные батюшки забросали владыку Никона посланиями: точно ли эти люди православные, и правильно ли крещены, и не лучше ли их перекрестить наново? На что состоящие при владыке писцы умаялись отвечать: точно – православные, крещены правильно, и венчать да отпевать их можно!

Дед Акишев, задумавшись об этом, строго допросил Данилку, сам проверил на знание молитвослова и решил, что подвоха нет, парень хоть и не молитвенник, а пост блюдет поневоле, однако ж и не какой-то нехристь. А что в церкви не каждое воскресенье бывает, так его на конюшнях не ради молитв, а ради водогрейного очага держат, мыть же коней велено ежедневно.

Молодая баба, бывшая вместе с Настасьицей в храме, когда привели Данилку, приняла мокрого и орущего младенца в холстинку. Тут же рядом оказалась невысокая девка и они вдвоем принялись вытирать скользкие ножки.