Заколдованная душегрея

– В «Зацепе», – Стенька выбрал такой кружечный двор, чтобы подальше, куда Наталья бы сгоряча не побежала самолично вызволять рубаху. А ведь мог сдуру назвать «Каток», что у самых Тайницких ворот, так что от приказа до него в мороз телешом бежать – и то не замерзнешь.

– Хорошо. Есть садись…

Она выложила пшенную кашу в миску и щедро заправила ее толченым салом. Сама же пошла за занавеску и принялась там шебуршать.

Как оказалось, Наталья выволокла короб со своей тряпичной казной и достала оттуда чистую рубаху.

– На вот, переодень. А эту я сложу, завтра отнесешь, откуда взял. И свою заберешь! – сурово сказала Наталья. – Чужого нам не надо, а свое дарить не собираемся. Или мне за рубахой в ту «Зацепу» идти?

– Да что ты, свет? Не бабье ж дело – по кружалам шастать! – возмутился Стенька.

И стало ему ясно, что расхлебать все это баловство с шалой Анютой будет не так уж просто…

* * *

Утром, показавшись в Земском приказе и выполнив кое-какие поручения, Стенька, пользуясь позволением Деревнина, улизнул.

Собравшись на поиски бабы, что унесла заколдованную душегрею, Стенька еще дома первым делом припомнил все, что рассказал о бабе Пятка. И едва не хлопнул себя по лбу: выживший из ума дед утверждал, что ее прозвание – Третьякова, потому что дед ее был Третьяк. Но ведь баба, коли она вдова, наверняка всем известна по прозванию покойного мужа! Вот и допрашивай трухлявых старцев – что было до Смутного времени, как «Отче наш», бойко доложат, а что было после – у них, видать, уж в голове не помещается!

В конце концов для розыска Стенька снарядился достойно – взял пустой мешок из-под круп и сунул туда сложенную рогожу. Он долго выдумывал и наконец изобрел этот прием. Хорошо, что Наталья как раз отправилась к подружке и соседке, Домне Патрикеевой, за корытом, свое как-то неожиданно взяло да и рассохлось. Не то было бы ему много сказано про мужей, которые не в дом тащат, а из дому…

Стенька пересек весь Кремль и вышел в Китай-город, где довольно быстро отыскал и Варварку, и Юшков переулок, где стояла нужная ему церковь.

У Красного Звона Стенька остановился и огляделся. Ему требовалось общество пожилых баб, которые наверняка всех в окрестностях знают. И такое общество он обнаружил на паперти. Две богато одетые женщины, подавая милостыню нищенкам, задержались почесать языки.

– Бог в помощь! – сказал, подходя, Стенька.

– Чего надобно? – строго спросила старшая, осанистая, с такой повадкой, что сразу делалось ясно – домашние у нее по струночке ходят.

– Велено мне тут одну бабу сыскать, – Стенька так развернулся, чтобы всем были видны буквы «земля» и «юс» на его кафтане. – У нее на торгу покупку украли. И мы вора поймали, ворованное отняли, и вот я ее ищу, чтобы вернуть. Кто такова – точно не знаю. Сказывали – шуба зеленым сукном крыта, сама в годах, сложения дородного, звали вроде бы Марьицей, живет у Красного Звона.

– Марьица? – чуть ли не хором переспросили все – и купчихи, и побирушки. – Уж не та ли Марьица, что у князей Телятевских живет? Не та ли, что у князей Воротынских? Еще Марьица есть – у Хованских!

Степка очумел от возгласов и количества Марьиц.

Как и всякий православный человек, он знал, что мужских имен в святцах превеликое множество, такие попадаются, что натощак и не выговоришь, а коли выговоришь, как-то неловко содеется – Варипсав, скажем, или Бидзин, или Екдикий, или Евпл, или Евсхимон, – а женских же не в пример меньше, так что случается, в одной семье две или три дочери носят имя Авдотьи или Анны.

– Шуба зеленым сукном крыта! – заорал он, перекрывая бабий гомон.

– Шуба? – Одна из побирушек ухватила его за рукав. – Так что ж ты, свет, сразу не сказал?

– Так говорил же!

– А не говорил!

Бабы опять загалдели. Стенька не раз дивился – как у них-то у самих уши такой звон выносят? В конце концов шубу припомнили.

– Тебе не Марьица ли Сверчкова нужна? В годах, дородна!

– Может, и она, – сказал Стенька. – Вор-то у нее прозвание не спрашивал, а мимохожие людишки тоже не знали.

– Пройдешь переулком, повернешь налево – тут тебе и будет князей Обнорских двор. Спроси там у ворот – вызовут. Может, и впрямь она?

– Благодарствую на добром слове! Коли не так – не обессудьте, к вам же и вернусь.

– Ступай, свет! А что в мешке-то?

Но Стенька поскорее поспешил прочь, пока шумные бабы не заставили достать из мешка сложенную рогожу.

И вроде велик город, много народу на Москве, бывает, с родным дядей за всю жизнь на улице случайно не встретишься, а только дома, однако бывает и иначе – натолкнешься на того, кого в этих краях и не чаял видеть.

Вот именно так натолкнулся Стенька на деда Акишева. Акишев с каким-то парнем, на полторы головы себя выше, неторопливо шел улицей, причем парень вел себя немногим лучше юродивого – вертелся, башку задирал, всюду заглядывал и даже задом наперед пойти пытался.