- Эй, послушай! - крикнул он попавшемуся ему по пути лакею, - где здесь канцелярия его сиятельства?
- Там, в левом флигеле,- ответил лакей и хотел было пройти мимо.
- Проводи же, дурак! - закричал Катилина, взмахнув хлыстом перед самым его носом.
Лакей покорно согнулся в поклоне.
- Слушаюсь, вельможный пан,- пролепетал он, заключив по тону, что перед ним знатный, должно быть, гость.
Перед канцелярией, обычно запертой на ключ, была маленькая, скромно обставленная прихожая, предназначенная для ожидавших приема конторщиков и шинкарей.
Войдя туда, Катилина бросился на небольшой кожаный диванчик, уселся там поудобнее и начал мысленно составлять план предстоящего разговора с графом.
Лакей тем временем зажег свечу, недоумевая, что же за важный гость, если его сиятельство ясновельможный пан не оказывает ему надлежащего внимания.
Наконец граф пришел. Катилина поспешно встал и поклонился.
Граф, как бы никого не видя, отворил дверь в канцелярию, пропустил туда лакея, а сам задержался в дверях, дожидаясь, пока зажгут там свечи.
У Катилины, который следовал за графом, в этот момент заиграла на губах злая улыбка.
Он тоже остановился и, сделав вид, будто принимает эту задержку у порога за желание уступить дорогу гостю, воскликнул с церемонным жестом:
- О, прошу вас, ваше сиятельство! Пройдите, ваше сиятельство! Я после вас, ваше сиятельство!
Гордый магнат закусил губу, не зная, как это принять - как глупость или как откровенное издевательство. Не проронив ни слова, он вошел в канцелярию, в дверях оборотился и, движением руки отослав лакея, коротко и сухо спросил:
- Итак, что вы мне хотите сказать?
Катилина без стеснения прошел вперед.
- Садитесь, ваше сиятельство, прошу вас. Дело мое очень серьезное, требует длительного разговора.
Граф, видно ради того лишь, чтобы поскорее избавиться от неотесанного гостя, молча опустился в стоявшее у стола кресло.
Катилина повернулся и с треском задвинул задвижку у двери.
- Что это значит? - вскричал граф, несколько обеспокоенный.
- А это, чтобы нам никто не помешал,- равнодушно ответил Катилина и, передвинув обитое сафьяном итальянское креслице, сел около графа, которому явно становилось не по себе.
- Ваше сиятельство,- отчетливо заговорил Катилина, приступая прямо к делу,- я приехал к вам с полным доверием к вашей чести и совести, столь почитаемым во всей округе.
- Чего ты, собственно, хочешь от меня? - воскликнул граф с нескрываемым раздражением.
- Ваше сиятельство, ваше имя и вашу честь порочат бесчестные и бессовестные люди.
Не подготовленный к такому обороту, граф так и дернулся в своем кресле.
Катилина не смущаясь продолжал:
- На ваше сиятельство возводят мерзкий поклеп и бессовестную напраслину.
- Не понимаю вас,- ответил граф вне себя от изумления.
- Если позволите, я вместо объяснения прочту вам тут кое-что.
Граф жестом показал, что согласен. Катилина достал письмо Жахлевича и прочитал его вслух.
При первых же словах известного нам письма граф вскочил на ноги и остался стоять как вкопанный, красивое благородное лицо его покрылось мертвенной бледностью. Катилина, ликуя и торжествуя, следил за произведенным впечатлением и, желая еще усилить его, произнес многозначительным тоном:
- Вот так-то, ваше сиятельство, Жахлевич открыто обвиняет вас в соучастии в подлой интриге, в совместном возбуждении грязного процесса, построенного на подкупе и фальшивых свидетельствах.
Граф только рукой повел. В глубине души он не мог отрицать, что знал о начатом процессе, но, как нам известно, уже обдумал, какие принять меры, чтобы все обошлось по чести и по совести. И никаких денег на это дело он Жахлевичу никогда не давал, а о том, чтобы подкупать судей и свидетелей, даже думать не смел.
Гнев, возмущение, удивление, вызванные роковым письмом его недавнего фаворита, были столь велики, что лишь спустя несколько минут ему удалось немного успокоиться.
«Победил,- радовался в душе Катилина.- Я его этим письмом уничтожил и теперь сделаю с ним все, что захочу».
Однако на этот раз он грубо ошибся. Граф, задетый незаслуженным обвинением, вдруг распрямился и надменно сказал:
- Благодарю вас. Ознакомив меня с этим письмом, вы оказали мне большую услугу. Что же касается Юлиуша,- добавил он, помолчав,- то можете ему передать, что с начатым без моего ведома и согласия процессом я примирился лишь после того, как нашел средство, которое в случае, если бы Юлиуш проиграл этот процесс, сулило ему еще более блестящее положение, чем то, которое он занимает сейчас.
Катилина в удивлении уставился на графа.
- Вы хотите сказать, что проигрыш мог бы обернуться для негo выигрышем?
- Завтра побываю в Опарках,- гордо ответил граф, - и сам поговорю с Юлиушем. А теперь прощайте,- добавил он, сделав жест рукой.
Катилина растерялся; при всей его дерзости и грубости гордое достоинство графа импонировало ему, он совсем не так представлял себе ход разговора и был сбит с толку. С необычной для него неуверенностью он проговорил:
- Собственно говоря, я приехал с тем, чтобы просить ваше сиятельство отказаться… письменно… от притязаний на наследство покойного брата.