- Primo, что ты начал процесс против Юлиуша по прямой договоренности с графом, с его ведома и согласия, на его средства и капиталы, и он только потому сам не действовал, а пользовался тобой, что хотел остаться в тени.
- Никогда! Ни за что на свете! - взвизгнул Жахлевич.
- Что ж, тогда наш разговор закончен,- равнодушно сказал Катилина, встал с диванчика и указал рукой на окно.
Холодный пот прошиб Жахлевича.
Перед крыльцом стоял войт с десятью саженными верзилами.
- Но это же насилие! - закричал он.
- Да, насилие! - подтвердил Катилина, пожимая плечами.
- Это преступление, уголовное преступление!
Катилина расхохотался.
- Не будем тратить времени! - сказал он и, подойдя к двери, зычно позвал:
- Эй, войт!
- Стойте! - крикнул Жахлевич.
- Принимаешь?
- При… при… ни… маю.
На пороге, низко кланяясь, появился войт.
- Подожди еще несколько минут! - приказал ему Катилина и закрыл дверь.
- А теперь,- повернулся он к Жахлевичу,- вернемся к продолжению письма.
- Продолжению письма! - прошептал Жахлевич чуть слышно и бессильно опустил голову на грудь.
Катилина спокойно продолжал:
- Secundo, вы признаетесь, что, будучи уверены в несправедливости начатого вами дела, вы прибегли ко всякого рода недобросовестным фокусам и интригам.
- Я… как это?
- В частности, сунули крупную взятку судебному исполнителю и подкупили свидетелей.
Жахлевич вскочил как ошпаренный.
- Но это же немыслимо! - закричал он.
- На этом мои требования кончаются.
- Благодарю!
- Вы не принимаете второго пункта?
- Никоим образом.
Катилина равнодушно пожал плечами.
- Итак, мы выбрали палки? - спросил он, помолчав.
- Палки! - завопил Жахлевич и весь задрожал.
Катилина медленно поднялся с дивана.
- Войт ждет за дверью! - напомнил он тихим голосом.
Жахлевич в отчаянии заскрежетал зубами.
- Милостивый пан…
- Я сказал: либо, либо...
Жахлевич стоял неподвижно; казалось, он борется с собой. Вдруг он тряхнул головой, и глаза у него странно блеснули.
- Хорошо! - воскликнул он,- я согласен на все.
- Ах, все-таки! - пробурчал Катилина.
Жахлевич улыбнулся.
- Вы сами продиктуете письмо? - спросил он с подозрительной поспешностью.
- Если хотите.
- Очень прошу!
- Ну что ж, садитесь за стол.
Жахлевич придвинулся к столику; схватив бумагу, он говорил себе: «Все, что я напишу, не имеет никакого значения. Я действую по принуждению, подчиняюсь грубой физической силе, так можно заставить человека и смертный приговор подписать себе».
Катилина внимательно следил за физиономией своего противника, и успокоенное, почти довольное ее выражение заставило его насторожиться. «Что еще мог придумать этот негодяй?» - с беспокойством спрашивал он себя.
- Я готов,- промолвил Жахлевич.
- Итак… Пишите…
И, вновь бросившись на диванчик, Катилина стал быстро диктовать.
«Вельможный пан!
Будучи вынужден открыть Вам всю правду, признаюсь откровенно, что процесс по поводу правомерности завещания покойного помещика Миколая Жвирского я возбудил по прямой договоренности с моим принципалом, его сиятельством графом Зыгмунтом Жвирским, который снабдил меня всеми необходимыми средствами и уполномочил действовать. Его сиятельство граф только потому не хотел выступать от своего имени, что, зная заранее о неосновательности этого процесса, боялся уронить себя в глазах уважаемых людей. Взявшись от его имени вести дело, я тоже понимал, что это безнравственно, однако до сегодняшнего дня все мне удавалось как нельзя лучше. Щедрой взяткой я расположил в свою пользу судебного исполнителя, пана Дезыдериуша Грамарского, деньгами и посулами обеспечил себе помощь и свидетельство пана Гонголевского, Гиргилевича и других…
- Конец? - быстро подхватил Жахлевич.
- Еще только короткое заключение:
«Исповедуюсь перед Вами, вельможный пан, чистосердечно и с полным доверием, ибо знаю, что Вы каким-то способом доведались обо всем. Смею, однако, предложить не тратить сил на защиту безнадежного дела, а объединиться с нами, за что от имени его сиятельства могу обещать щедрую награду. В ожидании благоприятного, надеюсь, решения остаюсь Вашим покорным слугой -
Панкраций Жахлевич».
- Я кончил.
- Сложите письмо и напишите адрес.
Жахлевич собрался было исполнить приказ, но в это время Катилина открыл дверь в сени и зычно крикнул:
- Пан Гонголевский, пан Хохелька!
Усмиренный мандатарий прибежал в ту же минуту, Хохелька же исчез бесследно.
- Где актуарий? - загремел Катилина.
- Спрятался где-то! Не можем его найти,- ответил озадаченный мандатарий.
- Ищите его! - приказал Катилина громовым голосом.
Мандатарий выбежал из комнаты и вместе со своей половиной принялся по всем углам искать беглеца, который, как сообщили мужики, ожидавшие на крыльце, не выходил из дома.
Напрасно, однако, искали Хохельку и призывали его, не щадя голосов. Бесценный поэт-актуарий исчез, точно провалился сквозь землю. К счастью, войт догадался заглянуть в печную трубу и только там обнаружил беглеца.
Бедный парфянский Адонис, устрашенный бурным вторжением Катилины, сразу присмотрел себе надежное укрытие, а теперь, когда его отыскали, дрожал как осиновый лист и вопил, словно одержимый:
- Я ни во что не вмешивался! Я тут ничего не значу!