Наш добрый знакомый, пан Дамазий Чоргут, хотя всего лишь один день гостит у своего новообретенного приятеля, изменился до неузнаваемости и уже вполне освоился со своим новым положением. Вчерашнее нищенское отрепье сменилось изысканным платьем Юлиуша, которое, хотя и было сшито по совершенно другой мерке, кое-как приладилось к фигуре нового владельца.
Бывший послушник и недавний солдат, Чоргут впервые за несколько лет видит себя, как он говорит, «в футляре солидного человека».
Однако с приобретением приличной одежды, он не приобрел ни более скромного выражения глаз, ни более приличных манер. Как всегда, на его губах играет дерзкая, вызывающая улыбка, в каждом его движении и взгляде сквозит граничащая с нахальством самоуверенность и свобода.
Юлиуш еще не вернулся из Оркизова, и пан Дамазий сидит в его комнате, удобно расположившись на кушетке. В руках он держит книгу, но, кажется, не читает ее. Пускает дым, затягиваясь благоуханной сигарой и погружен в необычную для него задумчивость.
- Черт его знает,- произнес он наконец вполголоса,- на каком я тут должен быть положении. Просто нахлебником, я, само собой, быть не могу, необходимо выполнять какие-то обязанности. Но какие? Вот в чем вопрос!.. Как меня должны, например, величать все эти Гонголевские, Гиргилевичи?.. Во всяком случае я должен стать полезным Гракху… Сперва разгадаю тайну Заколдованной усадьбы, а затем буду ему помогать в его реформаторской деятельности.
Этот тихий монолог был прерван появлением лакея Филипа, который на цыпочках проскользнул в комнату и с нескрываемым страхом поклонился Катилине.
- Чего тебе надо? - сурово спросил Дамазий.
- Приехал пан судья по какому-то важному делу к пану.
- Ко мне?
- Нет, к нашему пану.
- И что же?
- Я не знаю, что ему ответить - ждать или просить в другой раз.
- Зови его сюда, дурак,- заорал Дамазий по-солдатски и отложил книгу. Минуту спустя тихим, лисьим шагом в комнату проскользнул наш благороднейший мандатарий, Бонифаций Гонголевский.
Катилина, не вставая, протянул ему руку и развязно спросил:
- Как поживаете, пан на Гонголах Гонголевский?
Мандатарий низко поклонился и только метнул исподлобья взгляд на своего недавнего гостя. Однако, заметив внезапную перемену в его наружности, он слегка прикусил губу и поспешно схватил протянутую руку.
- Как поживают ваша благоверная и уважаемый пан Хохелька? - продолжал насмешливо спрашивать Катилина.
Мандатарий вместо ответа еще раз униженно поклонился и снова исподлобья посмотрел на говорящего.
- Что скажешь новенького? - барственным тоном уронил Катилина.
- Я прибыл сюда по важному делу к самому пану,- ответил мандатарий с таинственной и многозначительной миной.
- Я здесь вместо него, милейший.
Гонголевский поколебался и словно бы с неудовольствием потрогал свою чуприну.
- Дело это, гм… секретное.
- Фью, фью! - свистнул Катилина.
Мандатарий нахмурил брови и сильнее прикусил губу.
- И что же это за секрет, батенька мой? - насмешливо спросил Катилина, выпуская огромный клуб дыма прямо тому в лицо.
Мандатарий еще пуще надулся.
- Деликатнейшее, сказать по правде, дело…
- А именно?
Мандатарий мялся, явно обескураженный.
- Я хотел бы поговорить об этом с самим паном,- пробормотал он наконец неуверенно.
Катилина так и подскочил на месте и грозно сдвинул брови.
- Вы что, за шпиона меня принимаете? - заорал он громовым голосом.
Мандатарий от страха попятился.
- Упаси боже! - воскликнул он живо.
- В таком случае к чему эти таинственные мины? Разве ты не видишь, что перед тобой ближайший друг твоего патрона!
Мандатарий почти до крови прикусил язык.
«Да это сущий висельник,- подумал он,- однако восстанавливать его против себя опасно!»
Тем временем Катилина разлегся на кушетке, приготовившись, видимо, к слушанию в наиболее удобной для себя позе, и произнес тоном, не допускающим возражений:
- Слушаю вас!..
Мандатарий пожал плечами с видом человека, который по собственной оплошности поставил себя в неприятное положение.
- Я разглашаю служебную тайну,- пробормотал он еще, словно в свое оправдание.
Катилина только пренебрежительно махнул рукой.
«Ну и подлец, подлец из подлецов!..» - подумал мандатарий, стиснув зубы. Но долее противиться он не посмел. Приятель хозяина импонировал ему больше, чем сам хозяин.
- Прежде всего, однако, я прошу вас под честным словом держать это в глубочайшей тайне,- промолвил он вместо вступления.
Катилина нетерпеливо пошевелился.
- Нудный ты человек, пан Гонголевский,- проворчал он.
- Говорю же вам, я разглашаю служебную тайну.
- Подумаешь, важность!
- Я рискую своим положением!..
- Оставьте вы это, в первый ли раз,- отрезал Катилина, пренебрежительно пожав плечами.
Мандатарий снова прикусил губу, сжал изо всех сил кулаки и в душе подумал: «Погоди, братец, попадись мне только в лапы, узнаешь тогда, где раки зимуют».
Катилина не обращал никакого внимания на немую жестикуляцию мандатария, но, словно угадав его безмолвный монолог, он с такою стремительностью бросил в его сторону недокуренную сигару, что осыпанный пеплом мандатарий с большим трудом уберег свой нос от беды.
Катилина громко расхохотался.