Закон бандита

Я почувствовал, как по моей щеке катится слеза. Вот уж не ожидал от себя такого… Хотя чему я удивляюсь. Сталкеры не плачут? Вранье. Когда, истекая кровью, рвется на части твоя душа, не захочешь – заплачешь. Потому, что любая физическая боль – ничто по сравнению с этой. Страшной, нестерпимой, которой не пожелаешь даже самому заклятому врагу…

– Так что вы решили? – осторожно поинтересовался Захаров.

– Я решил вот что… – с трудом проговорил я. – Там, в коридоре, лежит обезглавленный парень, которому мы оба обязаны жизнью. Верните ему Долг Жизни, господин академик. Это будет правильно.

– Хммм…

Захаров задумчиво потеребил седую бородку, которую еще не успел как следует отмыть от кровавых пятен.

– Но послушайте. Это же просто «отмычка», которая только вчера пришла в Зону. Какие перед ней могут быть Долги Жизни? Парень просто спасал свою шкуру. Никто не заставлял его идти с нами, и если бы он не убил Семена, то Семен убил бы его – что, впрочем, он и сделал. И если из-за каждой счастливой случайности вы будете приписывать себе несуществующие долги…

– Просто сделайте то, что я сказал, – устало произнес я. – Вы сказали выбрать – и я сделал свой выбор.

– Такое впечатление, что вы просто не хотите возвращать к жизни своих друзей, – недовольно проворчал академик. И, видимо перехватив мой взгляд, поспешно добавил: – Хорошо, хорошо, как скажете.

И ушел.

А я остался лежать, глядя, как медленно набухают и срываются вниз капли внутри перевернутого стеклянного пузырька, закрепленного на штативе. Пожалуй, наблюдать за капельницей – это лучшее занятие для того, чтобы не думать о выборе, который сделал только что.

Правда, не думать было сложно. И правда – почему? Почему я предпочел оживить малознакомого человека вместо того, чтобы вернуть к жизни хотя бы одного из своих друзей? Может, потому, что это было бы нечестно по отношению к остальным? Глупо как-то звучит такое оправдание. Или же… Не знаю. Не хочу знать. Лучше не думать, и просто смотреть на капли, мерно падающие вниз…

Похоже, я заснул. И проспал немало, что неудивительно – когда не спишь сутками, совершенно немудрено вырубиться минут на шестьсот, а то и больше.

…Разбудили меня голоса.

– Нет, он не умер. Он просто спит.

– Хорошо, если так. А то с виду бледный, как мертвец.

Я открыл глаза.

Рядом со столом, на котором я расположился, стояли двое. Захаров с уже поправленной прической… И Нок. Живой. Только лицо белое-белое, словно мраморное. Что, впрочем, неудивительно – смерть мало кому идет на пользу.

– Себя-то в зеркале видел? – проговорил я, отметив при этом, что хрипота из моего голоса исчезла, да и сил заметно прибавилось.

Нок усмехнулся.

– Живой. Рад встрече. Знаешь, странное ощущение, когда тебе голову срубают. Шея болит, как при сильной ангине, а мозги все соображают. Прекрасно помню, как моя голова летела по воздуху – и так странно было видеть внизу свое тело, из которого кровища хлещет…

– Не знаю, голову мне пока не срубали, – проворчал я.

– Много потерял, – со знанием дела проговорил Нок. – Незабываемые ощущения.

– Я уж лучше как-нибудь без них обойдусь, – сказал я. И добавил: – Док, я уже в порядке, или мне тут еще под лампами надо позагорать?

– Судя по всему, сыворотка сделала свое дело, – сказал Захаров, выдергивая иглу из моей вены. – Теперь невредно было бы перекусить. Правда, Семен съел почти всю провизию, заготовленную на всякий непредвиденный случай. Но я имею привычку всегда делать тайные неприкосновенные запасы – кажется, у вас, сталкеров, они называются схроны.

– Отличная привычка, – сказал я, слезая со стола и понимая, что голоден, как та стая безглазых псов, что меня покусала. – И чем порадуете, если не секрет?

* * *

Схрон Захарова был знатным.

Возле одной из стен стоял массивный книжный шкаф еще дореволюционного производства, украшенный замысловатой резьбой и забитый толстенными научными книгами. Но после того, как академик пальцами простучал по завитушкам шкафа замысловатую дробь, наследие царского режима легко отъехало в сторону, открыв вход в небольшое помещение.

– Добро пожаловать в мой тайник, – сказал академик. И первым перешагнул порог своего схрона.

Мы с Ноком вошли следом. Щелкнул выключатель – и я невольно присвистнул.

Помещение и правда было довольно скромных размеров – комнатушка площадью от силы метров десять. Но при желании и минимальном наборе необходимых навыков в ней можно было запереться и примерно с месяц прожить в случае тотального зомби-апокалипсиса. А после выйти и навалять мертвякам по первое число, как это принято в популярных фильмах ужасов.

На стенах комнаты были развешены огнестрелы – автоматы, дробовики, пистолеты, револьверы. На полу один на другом стояли ящики с боеприпасами – патроны, гранаты, взрывчатка. В углу – большой холодильник, наверняка работающий на морозильных артефактах. А может, прям от ЗГРЛС запитанный, с Захарова станется. В другом углу – стопки одежды, запакованной в целлофан, и коробки с обувью. Судя по надписям, штатовской военной.

– Неслабо, – с восхищением произнес Нок, оглядывая все это богатство.