Закон парности (Гардемарины, вперед - 4)

- Прощайте, князь,- донеслось из ивовой пущи, оранжевая юбка последний раз полыхнула закатом и пропала за деревьями.

Разное

Как это часто бывает, если ты на правильном пути, судьба не останавливается в своих благодеяниях. Зайдя в тот же вечер в недавно открытый православный храм, Оленев встретил там своего попутчика- полкового священника отца Пантелеймона, милейшего человека, и тут же выяснил, что отец Пантелеймон собирается в действующую армию. Никита сразу стал просить взять его с собой.

- Волонтером, ваше сиятельство? Помнится, вы не хотели воевать. Что заставило вас переменить решение? Зачем вам ввергать себя в пучину горя, греха и соблазна?

- Какой соблазн, батюшка? Я должен найти друга- полковника Белова. Может быть, военная канцелярия в самом Кенигсберге смогла бы сообщить мне, где находится его полк?

- Могла бы,- улыбнулся священник,- только за точность бы не поручилась.

- Вот и я так думаю, а потому буду искать его в самой армии.

Никита надеялся, что рекомендательное письмо Шувалова, уже послужившее ему, откроет полог палатки фельдмаршала Фермера.

- Ну что ж,- сказал милейший отец Пантелеймон,- рад оказать вам услугу. Но для поездки в армию, которая, по моим сведениям, вышла из города Познань и направляется теперь к Одеру, чтобы идти воевать Брандербургию, вам надо иметь тщательно выправленный паспорт.

- Я же оформил паспорт в Петербурге.

- Его, батюшка князь, надо перерегистрировать в местной ратуше у нашего наместника графа Корфа. Если вы завтра представите мне свой паспорт, то я, пожалуй, помогу вам ускорить эту процедуру.

Теперь предстояло сообщить Габриле о предстоящем отъезде, да так, чтобы он не потащился за барином. В этом была своя трудность. Гавриле не нравился Кенигсберг и его жители. Влажный морской воздух вызывал у камердинера боли в суставах (можно подумать, что в Петербурге воздух был суше), квартира была тесна и неудобна, торговля шла плохо. Гаврила решил в Пруссии подзаработать и захватил из отечества капли глазные, кармин красный, пудру для париков и чрезвычайно вонючую мазь для снятия мозолей. Но как видно, глаза у немцев не болели, а обувь готовили удобную и не способствующую мозолеобразованию. Еще Никита подозревал, что не последнюю роль в образовавшейся нелюбви к прусской столице сыграла одна из ее дочерей, а именно фрау К.

Отношения их, как уже говорено, получили трещинку сразу по приезде, и Гаврила тут же это неблагополучие и усугубил. Начав торговлю, он, конечно, предложил сухой розе красный кармин, дабы подрумянила она свои бледные ланиты. Фрау К. обиделась смертельно и тут же нажаловалась Никите. Смысл ее речей сводился к тому, что "может быть, она и не красавица и, может быть, ей не двадцать лет, но она никому не позволит... и так далее". "Немедленно отвяжись от фрау К.",- приказал Никита камердинеру, но этим только подлил масла в огонь. Камердинер хотел бы отвязаться, да не знал, как это сделать, жили-то рядом! Скоро разногласия Гаврилы и квартирной хозяйки приняли более жесткий характер, потому что затронули проблемы национальные, а также победителей и побежденных, Гаврила был обозначен как человек жестокий, нетерпимый, глупый, а также оккупант и феодал. Враждебные стороны были безукоризненно вежливы, но не разговаривали, а шипели, как сало на сковороде. Зная вполне сносно разговорный немецкий, Гаврила не удостаивал им хозяйку, а в витиеватую немецкую фразу вставлял столько слов из родного "великого и могучего", что сам себя с трудом понимал- Фрау К. вообще разговаривала только пословицам, считая, очевидно, что с народной мудростью не поспоришь. Allzurlug ist dumm - этой фразой кончала она беседы с камердинером.

Такая была расстановка сил, когда Никита сообщил, что собирается уезжать из Кенигсберга, оставив Гаврилу здесь. Последних слов камердинер просто не услышал, сказав "глупости какие", и тут же начал собираться, и спрашивать, что готовить на сегодняшний праздничный ужин - отметить надо событие!

Умный учится, дурак учит.

- Гаврила, я еду в армию... на войну, понимаешь?

- И на войне бриться надо, а кто вам воду поутру согреет? Кто умоет, кто оденет?

- Сам оденусь, в конце концов! Денщика мне Белов даст...

- Глупости какие! Белов ваш только брать умеет, а чтоб давать...

Они препирались до самого вечера, Гаврила меж тем успел приготовить "курю в щах богатых" и "блины тонкие", расходуя, по мнению хозяйки, немыслимое количество дров. В довершение всего был приготовлен взварец великолепный напиток из пива, вина, меду и кореньев разных с пряностями.

Гаврила сам предложил позвать фрау К. к столу - "расставаться надо подобру, а то пути не будет". Фрау милостиво согласилась: выпила, откушала, опробовала, привезенная из России черная икра произвела на нее особо сильное впечатление, а то, что Гаврила прислуживал за столом и с поклоном подносил ей кушанья, примирило ее полностью с феодалом и оккупантом.

Но за десертом Гаврила развязал язык:

- Смешной вы, немцы, народ...

- Прекрати, Гаврила...