Закон сильной женщины

А как человек? Имел он право сейчас проявить жесткость, имел право начать угрожать ей всяческими карами, зная, какой ужас она перенесла?

— Если все это останется между нами, Арина, они закроют этого чокнутого учителя и на этом успокоятся. А этот… Станет спокойно жить. Жрать! Спать! Убивать! Он, может, уже укатил из нашего города и где-то подыскивает себе новую жертву! Я просто не знаю! — Он всплеснул руками, уронил их с грохотом на стол, глянул на нее с мягким упреком. — Я просто не знаю, как поступить! Вы? Вы на что готовы, чтобы спасти человеческие жизни?!

Она недовольно поморщилась. Как если бы сочла его слова пафосными. А проблему надуманной. И он поймал себя на мысли, что с удовольствием наорал бы на нее, обидел умышленно, встряхнул бы ее как следует. Чтобы отрезвить, разбудить, заставить думать, наконец!

Она больше месяца прятала в своей голове важную информацию! Она боролась со своими фобиями, и плевать ей было на всех вокруг! На него, Воронова, прежде всего! У него-то какие проблемы? У него лишь минус по раскрываемости. А вот у нее!..

— Что скажете, Арина? — спросил он голосом, не сулящим ничего хорошего. — На что вы готовы?

Она, кажется, даже не слышала его. Продолжила слушать кого-то внутри себя. Потому что в следующий момент покачала головой и произнесла с болезненной гримасой:

— Он никуда не уехал, капитан Воронов Владимир Иванович. Он по-прежнему где-то здесь. Я чувствую его присутствие за своей спиной. В своей жизни! Он по-прежнему где-то рядом. А мы с вами… А мы с вами даже фоторобот составить не можем. Чудовищно, не правда ли?

— Зато мы с вами можем не отправить ни в чем не повинного человека в тюрьму, — напомнил он ей о задержанном.

И тут же подумал, что свободы дядьке все равно не видать. Дурка по нем плачет, дурка.

— Может быть, — кивнула она с опозданием. И приложила обе ладони с широко расставленными пальцами к груди. — Но мне-то что делать, а? Мне? Он велел мне молчать! Велел перед тем, как я отключилась. Иначе, сказал он, он сделает мне очень больно! Я боюсь его, это понятно?

Ее голос на последних словах сорвался на сиплый крик. Из глаз брызнули слезы. Губы дрожали и корчились, будто по ним пропускали ток.

— Ваш этот… — махнула она рукой в сторону окна. — Сергеев Глеб Станиславович! Он приписывает нам с Олегом всяческие злодейства, а того не понимает, что это он! Он!

— Что он? — осторожно вставил Воронов, хотя понимал, куда она клонит.

— Он забрал их! Я чувствую! Я кожей чувствую его присутствие! Его дыхание на своем лице…

Она запнулась и замолчала. А он подумал: кстати о дыхании. И спросил:

— Чем от него пахло, Арина?

— Что? — Она глянула на Воронова как на извращенца. И крикнула с отвращением: — Я его не обнюхивала, капитан Воронов!

— Я это понимаю. И даже догадываюсь. — Он все еще был взбешен, хотя и жалел ее по-своему. — Но в момент острой опасности человек, бывает, либо забывает все начисто, либо помнит всякие, казалось бы, ненужные подробности. А они потом могут сыграть…

— Его тело не пахло ничем. Вообще ничем. Ни запаха одеколона, лосьона для бритья, крема, дезодоранта. Ничего не было. Запах реки. Водорослей, смолы, гниющих мальков, выброшенных из сетей. Я от всего этого просто задыхалась, и еще от тяжести его тела.

— Расскажите мне все, Арина, — предложил, не потребовал Воронов и добавил: — Пожалуйста.

И она начала рассказывать. Медленно, во всех подробностях. Обо всем, что она слышала. Обо всем, что она чувствовала тогда и потом весь месяц, день за днем. И о боли, надсадной, почти физической, которую испытывала от невозможности поделиться с кем-то тем, что знала.

— Он знает, кто я, — закончила Арина. — А я — нет! Он может день за днем ходить мимо меня, даже улыбаться мне, а я его не узнаю! Я не угроза для него, понимаете?! А он для меня — да! Каждый мужчина для меня сейчас будто в маске! Я не могу слышать шепота. Не могу слышать запаха мяты… Кстати, я говорила вам, что у него очень чистое дыхание? Нет? Так вот, его дыхание благоуханно! Он не курит, не пьет. И, судя по его дыханию, у него все в порядке с внутренними органами. Он здоров физически! Здоров! Но он чудовище!..

Она не вытирала слез, заливающих ей лицо. Она захлебывалась словами, которые наскакивали друг на друга, опережали мысли. Она исповедовалась, искренне надеясь на чудо. Искренне надеясь на освобождение.

Воронов не пытался ее утешить. Ее болью и страхом, которые сделались почти осязаемыми, было заполнено все пространство между ними. В какой-то момент ему даже захотелось разогнать воздух вокруг своей головы, который стал горячим и плотным, как в июльский полдень перед грозой. Она задыхалась от горя. И ему нечем стало дышать. И он не знал, что может с этим сделать!

Приняться бормотать что-то о том, что все будет хорошо? Что она молодец, что все ему рассказала? Молодец, конечно, и это поможет ему в поимке преступника… возможно. Но разделить с ней ее боль и страх, сделать слабее, он не мог.

— Так что, капитан Воронов, вы взяли не того человека.