Закон сильной женщины

Она одарила его той же вымученной улыбкой, что и Воронова. Осторожно переступила порог, потянула на себя дверь за ручку.

— Арина Сергеевна! — окликнул ее Воронов.

И сорвался с места и помчался за ней следом, вспомнив о ее «но». Что-то она не договорила. В чем-то сомневалась.

— Вы что-то хотели сказать, — напомнил ей Володя, встав в дверях кабинета и неприязненно поглядывая на ее спутника.

Тот продолжал тянуть ее по коридору в сторону лестницы. Надо бы проверить его алиби, зло подумалось Воронову. И на те ночи, когда были убиты девушки. И на те дни, когда бесследно пропали муж Арины и ее соперница.

Слишком уж как-то он стремительно появился в ее жизни. Слишком уж как-то своевременно.

— Простите, — пробормотала она.

Ее лоб прорезали три продольные морщинки. Непонятно было, за что она извиняется. За нетерпение своего спутника или за собственную забывчивость.

— Вы сказали, что он знал, что вы замужем. Что понял это по обручальному кольцу на вашем пальце, — напомнил Володя. — А потом вы произнесли «но». Что но, Арина?

— Сергеевна, между прочим! — высокомерно напомнил о манерах ее спутник.

— Да, да, простите. Арина Сергеевна, что вы этим хотели сказать?

— Только то, что обручального кольца на моем пальце в тот момент не было…

Глава 14

Он ничего не видел вот уже много дней. Не потому, что вокруг было темно, а темно было. А потому, что на его голову и лицо была натянута плотная вязаная шапка с отверстиями для носа и рта. Шерсть была грубой, от нее жутко чесались щеки, виски, лоб. Но он не мог почесать, его руки были связаны за спиной и прикованы к толстой металлической трубе, идущей вдоль стены. Когда у него бывало больше сил и меньше отчаяния, он ползал на коленях вдоль этой стены. И тогда он установил, что труба выходит из бетонной стены. Протяженность ее где-то метров пять. Она не огибает стены по периметру. Она идет вдоль одной стены, и все. Она не горячая и не холодная, по ней не гудит вода. Это просто какая-то ненужная труба. Прочная, гладкая, не поврежденная ржавчиной. Новая!

Подвал? Он мог запросто быть заключен в каком-то подвале. Новом! Тут не пахло мышами, плесенью. Тут вообще ничем не пахло до того, как его сюда поместили. Теперь здесь жутко воняло его мочой и испражнениями. И его тюремщик постоянно ворчал по этому поводу. И обещал в скором времени исправить положение.

Ворчал все время шепотом. Это чтобы он не узнал его по голосу, догадывался Саша. Это запросто мог быть и Олег Степанов, с которым они в тот памятный вечер, несколько дней назад, сильно поругались. Поругались из-за его романа с Ольгой. Запретного романа.

— Ты нечисть, ты это понимаешь? — надрывался Олег.

Наскакивал на него с намерением ударить, но Саша все время уворачивался. И не делал попытки ответить ему тем же. Он был виноват и понимал это. Поэтому не оборонялся, не нападал и молчал.

— Ты такая гнида! — Олег едва не плакал, выплясывая вокруг него с крепко сжатыми кулаками на уровне лица. — Я считал тебя другом! Ты звонил мне, выпытывал, вынюхивал. Сука ты! Сука, Богданов! Тебе места нет на этом свете. Чтоб ты сдох!

Саша, конечно, мог ему порекомендовать разобраться прежде со своей женой Ольгой, которую только ленивый не трахнул. Но он благоразумно молчал. Он был виноват. О чем он вообще думал, заводя себе такую любовницу? Нельзя было допускать, чтобы это была жена друга. А он допустил. Почему? Да потому что Олька была секси. Была доступной. Отношения с ней были необременительны. И в постели и вне ее. Не то что с Аринкой. С той у него последний год вообще непонятно что происходило. А последний месяц так вообще!..

Это ведь могла быть и она! Не сама, конечно, а кто-то, кто выполнял ее поручение — наказать неверного супруга. Ей ведь тоже должно было быть больно от его предательства? Или нет? Она ведь тоже себе кого-то нашла. К кому-то ушла! А такие дела за один час не делаются.

Это мог быть кто-то еще. Кто давно точил на него зуб. Кто ненавидел его сильно. Это мог быть даже кто-то из его подчиненных, которого он уволил за нерадивость.

Это мог быть кто угодно, кого он мог знать преотлично. А мог быть кто-то и незнакомый. Маньяк какой-нибудь. Хотя это вряд ли. Маньяк, о котором писала пресса, убивал женщин. Молоденьких, прехорошеньких. Он перерезал им горло. И не держал в заточении. Он просто вел их в укромные места и…

Он пока был жив. Не знал, как долго это будет продолжаться. И не знал, как долго он будет желать оставаться в живых.

Сколько он пробыл здесь? Он сбился со счета. И давно перестал считать миски, из которых его тюремщик вливал ему в рот что-то питательное и безвкусное.

— Это хороший сбалансированный продукт, — уверял его странный шепот. — Ты долго не подохнешь, питаясь этим. Только бы вот еще не гадил, и вообще было бы хорошо. А ты гадишь и гадишь… Нехорошо, Алекс! Я не могу за тобой убирать. Это мерзко. Может, заставить тебя жрать все это, а? Как считаешь?..