Закон сильной женщины

Ну а в основном ее, конечно, любили. И больные, и персонал. Отзывчивой она была, не склочной. Если и хотела какого-то дополнительного вознаграждения за свой тяжелый труд, то молча хотела, не требуя. И не поджимала недовольно губы если не находила в людях понимания.

Девица, которую положили неделю назад в седьмую палату, невзлюбила ее, кажется, едва на нее взглянула. Без конца ворчала, придиралась. Заставляла перемывать полы в палате и брезгливо морщила нос, делая вид, что принюхивается. А Елизавета Владимировна точно знала, что от нее ничем таким не пахнет. Она каждую смену надевала чистое белье и чистую спецодежду. А косынку каждый день стирала, крахмалила и гладила. Так эта вредная девка заявила сегодня, что от Елизаветы Владимировны их палата насквозь провоняла потом. И так смотрела гадко и надменно, что бедная старая женщина не выдержала и расплакалась в своей коморке.

— Лиза! Лиза, да вы что это удумали? — сграбастала ее огромными ручищами сестра-хозяйка, с которой они давно подружились. — Стоит из-за этой дуры слезы лить?

— А чего она? — всхлипнула Елизавета Владимировна. — При всех! Таким тоном! Вы же знаете, Марина, что я вся накрахмаленная. Вся чистая! Как же так можно-то?..

— Хватит плакать, возьмите-ка лучше шоколадку. И скушайте. Жизнь сразу слаще покажется.

Марина вложила Елизавете Владимировне в руки презентованную ей десять минут назад шоколадку, ободряюще шарахнула ей огромной лапищей по спине и сделала широкий шаг в сторону двери.

— Не обращайте внимания на нее, Лиза. Ее вообще от нас завтра переводят.

— Да? Куда? — Она даже радоваться боялась преждевременно.

— В другое отделение. Она к нам-то странно попала. На желудок жаловалась будто. А у нее проблемы с печенью. Вирусный гепатит — предварительный анализ доктора. Причем в весьма запущенной форме. Ей в нашем отделении не место. Зачем сюда явилась? То ли умная чересчур, то ли хитрая.

— Ну, может, не знала, что болит. Иногда ведь как бывает, колет и колет, думаешь одно, а колет из-за другого, — неожиданно вступилась за гадкую девчонку Елизавета Владимировна.

— Бывает. — Марина скептически поджала пухлые губы и покачала головой. — Только слышала я, девица эта знала о своем диагнозе. Анализы сдавала анонимно. Сейчас полно таких лабораторий. И там ей будто этот диагноз сразу подтвердили. А она к нам легла. Хитрая очень. А может, я что путаю…

Марина ушла, а Елизавета Владимировна, спрятав шоколадку в сумку, чтобы домой ее унести, принялась горевать. Вон оно как бывает-то! Молоденькая совсем, красивая, фигурка точеная, ножки — залюбуешься, а больна безнадежно. Будешь вредной! И еще какой! Кому она теперь нужна-то с такой болячкой? Ни замуж никто не возьмет, ни на работу. Сейчас ведь многие работодатели требуют полную медицинскую комиссию проходить, сдавать все анализы. И вот выяснится, чем девчонка больна, и что дальше? Разве возьмут ее на работу-то?

Через два часа Елизавета Владимировна снова столкнулась с девушкой. Теперь возле больничного лифта. Полностью одетая в джинсы, сапоги, теплую куртку, с объемной сумкой в руках, девушка стояла, нетерпеливо дрыгая ногой и покусывая губы в ожидании лифта. Елизавета Владимировна, с ведром в одной руке и шваброй в другой, растерялась. Вряд ли девица захочет путешествовать в лифте с санитаркой. В больничном халате от нее шарахалась, а тут при полном параде.

Кстати.

А чего это она одета полностью? Отделение, куда ее должны были перевести, этажом выше. Сбежать решила?

И старая женщина, не сдержавшись, спросила:

— Сбегаете? Ой, зря вы. Здоровье не терпит такого отношения.

Девушка тут же перестала дрыгать ногой. Обернулась на санитарку, оглядела ее с головы до ног таким взглядом, что, будь у старой женщины возможность, она бы в ведро нырнула с головой.

— Вы чего лезете, я не поняла? — прошипела она, и губы ее, щеки нервно задрожали. — Вас кто вообще просит лезть ко мне? Советчики все, понимаешь! А я просила вашего совета? Просила?

— Нет, — тихо произнесла Елизавета Владимировна. И опустила голову. — Извините.

В этот момент дверь лифта беззвучно распахнулась, девушка шагнула в кабину и требовательно спросила:

— Вы едете или нет?

— Да-да, еду.

Елизавета Владимировна засуетилась, засеменила, вошла в достаточно просторную кабину бочком, вжалась спиной в стенку. Ей было неловко. Девушка вон предложила поехать вместе, а она-то о ней сколько всего гадкого думала.

— Вам какой этаж? — вполне миролюбиво спросила девица.

— А вам?

— Мне на первый. Мне домой, — вздохнула девица.

— И мне на первый, — неожиданно соврала Елизавета Владимировна.

Зачем ей это было нужно? Зачем нужно было ехать на первый, если ее ждал неприбранный туалет этажом ниже? Надеялась, что за то время, когда медленный лифт преодолеет девять этажей, она сможет убедить девушку продолжить лечение? Но та, кажется, все уже решила для себя. И советы ей, кажется, не нужны.

— Вы простите меня, ладно? — произнесла девушка на первом этаже, когда они доехали. — Я не гадкая. Просто навалилось.