Закон сохранения любви

— Так вы ж и сами знаете, братья, сколько всяких сочинений понаписано. Да ведь все они и одной страницы из Священного Писания не стоят. Писатели вечно с бесом заигрывают, славы себе хотят, вот душой-то напоказ и вертят, потеху и разврат выдумывают… Я не в осуждение человеческим прихотям говорю — и жизнь, и место человеку Господь дает. Лишь несопоставимость хочу показать… Вот вы про свет мне сказали. В свете деньги правят, а деньги от лукавого. Господь с душой, а бесы с деньгами. Ведь если признать, что цель человеческая состоит в обогащении и улучшении физических благ — значит, обречь на темноту всё прошлое. Тогда выйдет, что человек, который жил без автомобиля и электрической лампы, и счастливым никогда быть не мог. Так ведь это ж не так! Дух выше и знаний, и материи. Счастье с Господом бесконечно.

Они втроем вышли из церкви, оборотясь на купола с крестами, перекрестились и поклонились.

— Дай вам Бог доброй дороги, братья, — заговорил на прощание Глеб.

— Спасибо, брат, — слегка поклонился в ответ Лёва. — Только дорога-то у нас больно рисковая. В ней добра маловато будет.

— Так вы не ступайте по ней! — сказал убежденно Глеб. — К Господу обратитесь. Он наставит, подскажет, в вашу душу свет прольет! Вам и делать-то ничего не надо, — еще наставительней заговорил он. — Отдайте душу в Его власть, а Он вам укажет путь верный. Он как фонарь в ночи. От искушений отведет, от напастей.

— Хорошо вам, Глеб, любить святое да чистое, — придержал добрый почин набожного сторожа Сергей. — Только на всех в раю места все равно не хватит. Кому-то свечку держать, кому-то — огнемёт.

— Да, братец, по монастырям всем миром, облачась в рясы, не отсидеться, — заключил Лёва.

Простясь с Глебом, они вернулись туда, откуда пришли. К фабрике. Экскурсии по Москве прекратили, ждали машину, сидя на лавке перед стеклянной фабричной проходной.

Прапорщик из тыловой службы части прикатил на громоздком «Урале» в обещанный срок. Выбравшись из кабины, он бодрительно замахал рукой поджидавшим машину Сергею и Лёве.

— Вот они — бумаги. Теперь не шуганет, — потряс он какими-то листами, когда Сергей и Лёва подошли к нему. — Ну как, мужики, прогулялись, посмотрели на столицу? Я в части на продовольственный склад заходил. Там сухие пайки собирают. Говорят, завтра утром вашу команду в Моздок отправят. Военно-транспортным с Чкаловского аэродрома.

— Ну и правильно, нечего оттягивать. Засиделись мы в этой Москве, — сказал Сергей.

Лёва посмотрел на небо, пасмурное, ватное, уверенно поддержал:

— Полетим. Видимость отличная!

Предварительная информация прапорщика подтвердилась.

18

Кончилась осень. Перевалило за Новый год. Зима катилась к своему исходу.

Чечня. Блокпост. Февральский полдень.

В караульном помещении сидят несколько солдат из сменного наряда и с ними взводный — старший лейтенант. Взводный сидит смурной, мучается с похмелья, время от времени пьет из литровой бутылки минеральную воду, приваливается спиной к стене, пытается дремать. Солдаты, в основном контрактники, уже заматерелые мужики, пьют чай, курят, негромко травят бесконечную баланду. Иногда скатываются на политику.

— Залезли мы в это дерьмо надолго. Они и раньше-то нас ненавидели. Теперь еще сотни лет при слове «федерал» будут зубы сжимать.

— А ты что, лыбиться будешь, когда про «чехов» заговорят?

— Это же люди нам совсем чуждые. Чуждые по крови, по виду, по вере… Надо было по Тереку границу провести, и пусть катятся. Сдохнут или процветают — лишь бы Россию не трогали.

— Вот уж нет! Они, скоты, здесь над русскими так наиздевались! Я еще в первую войну, в девяносто пятом, такого насмотрелся. Теперь пускай огребут…

— На днях мужики хохла поймали. На стороне «чехов» воюет. Вам, грит, москалям, в России вольготно, у вас, грит, полезные ископаемые, нефть. У нас, грит, в Незалежной уже и своровать нечего. Жить на что-то надо. Вот, грит, и пошел стрелять славянскому брату в глаз.

— А газетчики все же падлы. Злорадствуют, когда наших пацанов бьют. Во, почитай. Про обстрел нашей колонны как пишут…

— Собака лает — ветер относит. Нам главное — чтоб свои не предавали. Мы воюем, а за нашей спиной опять Хасавюрт устроят…