Днем возле окошка, а вечером при свече он писал. Готовил новую статью - надеялся увидеть ее на страницах «Русского слова», когда журнал опять начнет выходить. Заголовок статьи - «Убыточность незнания» - должен был замаскировать ос политический смысл, чтобы она могла попасть в печать. В статье он размышлял о бедности и её причинах. «На верхах все блага цивилизации, культуры, образования, и там же вся общественная власть, - отмечал Шелгунов,- на низах - крайняя нищета, невежество, почти одичание, при полном неведении, как от них освободиться». Освободиться от нищеты и невежества не могут потому, что решительно не знают, как это сделать. В этом смысле он писал об «убыточности незнания». Пока лишь немногие осознали, что избавиться от бедности - значит избавиться от социальных условий, которые бедность создают. Тем не менее, замечал Шелгунов, «каждый рассчитывает дожить и дождаться лучшего. Но можно жить и не дожить, можно ждать и не дождаться. Каждый нуждающийся живет надеждой, и ни один бедняк, ни один нищий не думает, что умрет с голоду на большой дороге. В этом ожидании лучшего и стремлении к нему заключается сущность современной человеческой жизни...»
Он послал статью по почте Благосветлову, Он уже знал из писем, что Благосветлов стал издателем «Русского слова», не только редактором, еще до того, как издание журнала повелено было приостановить. Письма из Забайкалья в Петербург шли не менее двух месяцев, значит, можно было ждать ответ месяца через четыре.
Наступила зима. Теперь еще и мороз вынуждал сидеть в четырех стенах. Как ни топили в избе, но приходилось дома сидеть в валенках - пол тут был земляной и холодный. Когда на улице мороз достиг сорока градусов, Шелгунов заметил как-то утром, что лужица воды на полу превратилась в лед. Людмила Петровна куталась, во что только могла, и в глазах ее постоянно блестели слезы.
Зима стояла почти бесснежная, здесь это никого не удивляло, на склонах окрестных гор снега не было совсем.
В начале января 1863 года казачий офицер получил депешу с приказанием перевезти Шелгуновых в Иркутск и там держать под домашним арестом до дальнейших распоряжений. То есть их предстоящее пребывание в Иркутске рассматривалось как временное. Куда же потом? Неужели не в Петербург? Предполагать можно было все, что угодно... О назначенном отъезде Шелгунов известил Михайловых. Братья приехали проститься, привезли Феню с Мишей.
Прощались долго, желали друг другу свободы, вслух мечтали о новой встрече... Но с глазу на глаз Михаил Ларионович сказал Шелгунову, что знает: до новой встречи ему не дожить. У него, как видно, чахотка. Да-да, чего уж там утешать... Он просил об одном: не оставить Мишу и Людмилу Петровну. Шелгунов обещал. Едва удержался от слез, крепко сжал Михайлову руки.
Когда садились в тарантас, мороз обжигал лицо, индевели ресницы, слезы замерзали на щеке...
Двинулись в путь, на санях по льду - по рекам Унде, Онону, Ингоде.
В Чите их отвезли на частную квартиру - оказалось, по распоряжению генерала Кукеля. На этой квартире, хорошо натопленной, расположились как дома, переночевали. Наутро их навестил Завалишин - пришел в серо-желтой волчьей шубе, достал спрятанный от мороза под полой букет живых цветов и поднес Людмиле Петровне. Сказал:
- Вот видите, какие цветы цветут в глухой Сибири в январе месяце. Не забывайте этого.
Конечно, не забудут они о том, что живет в Чите старый декабрист и выращивает дома цветы круглый год - единственный здесь человек, чувствующий их необходимость. Но, отправляясь дальше в дорогу, Людмила Петровна оставила цветы в доме - не выносить же их снова на мороз...
Байкал переезжали по льду, под свист полозьев и ветра.
Прибыли в Иркутск. Здесь их поначалу держали под арестом в двух комнатах при полицейском управлении. Потом арест был снят, и разрешили им перебраться на частную квартиру.
Николай Васильевич смог изо дня в день посещать библиотеку Шестунова - читал там газеты, узнавал новости двухмесячной давности. В библиотеке познакомился с молодым купцом Пестеревым, тот живо интересовался всем кругом политических проблем и мечтал съездить в Лондон - познакомиться с Герценом. Пестерев рассказывал о жизни в Иркутском крае, и рассказы его Шелгунов записал...
В феврале внезапно приехал из Читы в Иркутск генерал Кукель - приказом из Петербурга его сняли с должности забайкальского военного губернатора. Причины оставались неясны. В библиотеке Шестунова знакомые сообщали друг другу: Кукель прибыл, готовый к худшему. По слухам, жандармы перехватили письмо к нему от Бакунина из-за границы. Удастся ли Куколю избежать суда? Может быть... Однако на своей дальнейшей карьере молодому генералу, как видно, придется поставить крест.
Встречи с ним Шелгунов не искал - понимал, что такая встреча может послужить дальнейшей компрометации Кукеля в глазах жандармов. А Завалишин был, конечно, несправедлив к этому человеку - не разглядел его и односторонне о нем судил...