Закон совести. Повесть о Николае Шелгунове

Когда Шелгунову удалось достать номер женевского «Народного дела», за ноябрь 1869 года, он прочел в этом эмигрантском издании несколько запоздалый некролог, посвященный Александру Серно-Соловьевичу. Автор некролога писал: «Мы знаем, что Александр Александрович страстно любил своего брата; мы понимаем поэтому, что каждый день его пребывания за границей (в Англии и потом в Швейцарии) в те долгие два года, когда его брат Николай содержался в Петропавловской крепости, каждый день был отравлен мучительною мыслью о брате, о его жизни, сорванной при начале ее широкого революционного развития... Мы совершенно умолчим о личной жизни Александра Серно-Соловьевича, но мы должны будем упомянуть о том, что в конце 1864 года он принял энергическое участие в стремлении молодой эмиграции создать и Женеве тесный круг, который своей готовностью и положением мог бы служить постоянною помощью нашим друзьям пропагандистам в России... С жаром, с самоотверженной преданностью ухватился он за работу в Интернациональной Ассоциации и всецело посвятил себя ей... Когда он был нужен на трибуне, он являлся на нее, и не раз общее собрание всех секций звало его в президенты собрания. Но гораздо важнее, чем на трибуне, была его деятельность в кружках рабочих... Ему принадлежит заслуга в том, что своей бескорыстною преданностью он сделал то, что Интернационалы встречают радушно и приветливо своих русских братьев по одному и тому же делу общего всенародного освобождения, во имя одних и тех же начал новой народной жизни!»

Автор некролога все-таки не обошел молчанием личную жизнь Александра Серно-Соловьевича. Он явно имел в виду личную драму покойного, когда заявил: «Защитники мещанской религии, семьи и собственности вопят о революционерах, как бы об извергах, не признающих ни естественных чувств, ни дорогих привязанностей. Пусть они вопят себе вволю... Они никогда не поймут, чтобы по-видимому спокойно отрывающийся от жены и ребенка муж и отец мог жестоко страдать от этого насильственного разрыва и все же безропотно и без помысла о пошлом раскаянии идти вперед по опасному пути пропаганды, находя выход для личного страдания и личного горя в мысли о более широком, многомиллионном горе, в мысли о помощи этому горю...»

Как же было не посочувствовать Александру Серно-Соловьевичу... Да, когда-нибудь надо будет рассказать Коле о его настоящем отце. Рассказать о том, как он разбрасывал на Невском прокламации «К молодому поколению». Дать Коле прочесть некролог в «Народном деле»...

И еще об одной смерти узнал Шелгунов - уже из петербургских газет. В январе 1870 года, в Париже, умер Александр Иванович Герцен. Его статей для журнала «Дело» Благосветлов не дождался и, конечно, горько досадовал, понимая, что не разрешат ему поместить в журнале достойный великого писателя некролог.

Кому-то из почитателей Герцена удалось издать в Москве сборник его статей под заголовком «Раздумье» - без указания имени автора. Шелгунов получил книгу по почте, прочел, вдохновился и немедленно взялся за перо. Он написал, что автор книги «Раздумье» - человек умнейший и даровитейший. Вот у кого нет предвзятости и предубеждения. Мысль его не останавливается на застывшей формуле, она всегда в развитии, поэтому он всегда современен, «он в сороковых годах - человек сороковых годов, в шестидесятых - шестидесятых, и в наше время - человек нашего поколения...». И главное: «Сила критической мысли автора не в том одном, что он разбирает сам, а в том, что он заставляет думать вас».

Но, как и следовало ожидать, напечатать в журнале статью о покойном Герцене не удалось, ее запретили.

Удалось Шелгунову поместить в «Неделе» Гайдебурова статью «Калужская нищета». Это была статья иного рода.