Закон совести. Повесть о Николае Шелгунове

«Конька-Горбунка» Коля знал уже почти наизусть. Николай Васильевич начал было читать ему сказки Перро, но малышу они решительно не понравились. Он не хотел слушать сказки про злых волшебников и людоедов... А когда Николай Васильевич вспомнил для него одну из басен Крылова, Коля пришел в восторг, и Николай Васильевич немедленно написал Людмиле Петровне в Петербург: «Ты сделала бы мне большое одолжение, если бы выслала басни Крылова с хорошими картинками... Деньги возьми у Благосветлова. 5 рублей, я думаю, достаточно».

А Благосветлов что-то стал задерживать присылку гонорара за статьи. В чем дело? Почему не шлет денег? Почему молчит? Ничего от него но получая почти два месяца, Шелгунов послал телеграмму. Пришел отпет: «На днях получите деньги н подробное письмо. Извините...» Однако Благосветлов прислал гонорар не полностью, так что Шелгунов не смог расплатиться с долгами.

«К рождеству мне нужно непременно отдать остальные долги...- написал он Людмиле Петровне. - Если ты найдешь возможность, объясни Благосветлову, не раздражая его, мои личные свойства: мне бы хотелось, чтобы он знал, что я никогда не лгу и не пишу того, чего нет или чего не думаю; что искренность и верность слову считаю одной из первых добродетелей; что я педант в своих требованиях; что в ссылке жить скверно; что в Вологде у меня нет ни одного человека из денежных, к кому бы я мог обратиться, а к кому могу обратиться, у тех нет денег. Что, по совокупности всех этих неблагоприятных обстоятельств, я не приищу названия для того вожения за нос, которое позволил себе со мною Григорий Евлампиевич. Что я бы просил его на будущее время действовать со мною откровенно и прямо. Ну нет денег, так и напиши. Зачем прятаться в дыру и финтить? И так тошно жить, а тут еще мучат свои. Нехорошо»

И кто же, как не сам Благосветлов, писал ему не так уж давно, что между ними должны быть «самые искренние и честные отношения» .. Забыл, что написал тогда? Переменился, что ли?

Наверное, письмо Шелгунова было не слишком дипломатичным, но он предпочитал говорить напрямик. Однажды написал Людмиле Петровне: «...я плохой дипломат и люблю идти прямо, ибо короче». Кроме того, он действительно был педантом в своих требованиях. Все больше убеждался: таким и надо быть в жизни, надо дорожить репутацией человека точного, аккуратного и умеющего держать свое слово. Он записал такое правило для себя: «Сказал ли ты, например, что придешь в 10 часов, и приходи лучше 10 минутами ранее, чем одной минутой позже. Сказал ли ты, что занятые деньги отдашь через месяц, и приноси ты их лучше накануне, чем па другой день»

Благосветлов после долгих задержек наконец прислал деньги полностью, и Шелгунов смог отделаться от горестной мысли, что издателю «Дела» он стал не нужен. «Я всегда был мучеником той мысли, что я никому не нужен»,- признавался он в письме к Людмиле Петровне. У него появилась бессонница, раньше он ее не знал.

Может, он и в самом деле стал хуже писать и в статьях своих монотонен, как его вологодская ссылка? Он глядел в окошко, на безлюдную улицу, где свистела вьюга и на снегу виднелись одни вороны, и чувствовал, что его существование на одном месте, словно на привязи, становится невмоготу.

По его просьбе Людмила Петровна в феврале 1869 года подала прошение о переводе мужа из Вологды в Тверь. Через месяц пришло позволение - но не в Тверь, а в Калугу. После четырех с лишним лет ссылки в Вологодской губернии...

«Еду хоть к черту на кулички, лишь бы не оставаться дольше в Вологде», - написал Шелгунов Людмиле Петровне.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В Калугу он приехал уже во второй половине мая 1869 года и решил квартиру в городе пока не снимать. Снял на лето дачу, то есть, попросту говоря, избу - возле речки, в двух верстах от города, на краю деревни Подзавалье. Рядом был великолепный сосновый бор.

В Подзавалье собрались вместе: Николай Васильевич с Колей и Людмила Петровна с Вольским и Мишей. Коля радовался, что наконец-то мама живет рядом, и Николай Васильевич ради Коли делал вид, что и он этим доволен.

Здесь, в Калужской губернии, летом было куда теплее, чем в Вологодской. Отогревались, можно сказать. Николай Васильевич каждый погожий день купался и учил плавать Колю.

Вскоре приехал сюда, чтобы повидаться с ним, Благосветлов. Внешне он несколько изменился за те годы, что они не виделись: погрузнел, поседел. Но так же щетинились его подстриженные усы, и характер не изменился - он был так же напорист и угловат.