Закон совести. Повесть о Николае Шелгунове

Тот же был Петербург и все-таки не тот. По вечерам, кажется, нигде и ни у кого не было оживленных собраний - не то что прежде. Его петербургские знакомые предпочитали теперь беседы с глазу на глаз. И как мало их осталось, этих знакомых: кто умер, кто сослан. А оставшиеся... За те годы, что с ним не виделись, они постарели соответственно, а для него - как бы внезапно. Невольно думалось о том, как бежит время и как оно может менять людей.

Но вот он пришел с визитом к Благосветлову В кабинете издателя «Дела», на стене, увидел фотографический портрет Писарева и прочел надпись на портрете: «Слова и иллюзии гибнут - факты остаются» Узнал почерк Писарева и его подпись. Подумал, что в этом афоризме - и вся трезвость мыслящего реалиста, и его последняя пера...

О своем разрыве с Писаревым в последний год его жизни Благосиетлов словно бы совсем забыл. И Шелгунова он встретил так дружелюбно, словно и не было между ними никакого разлада. В беседе он с бесцеремонностью, которую почитал выражением дружеских чувств, хлопал по плечу, если стояли рядом, или ударял по коленке, если сидели в креслах. В общем, Шелгунов согласился возобновить свое участие в «Деле», не порывая с Гайдебуровым, и Благосветлов немедленно поместил в журнале его новую статью.

А на страницах «Недели» Шелгунов рассказал о том, какое впечатление произвел на него Петербург и какую перемену он ощутил: «Петербург был недавно горяч, смел и запальчив, теперь он стал сосредоточен и скрытен... Провинциал всегда больше говорит, чем слушает, петербуржец знает, что человеку даны два уха и один рот, чтобы больше слушать и меньше говорить».

При возникшей возможности печатно высказываться сразу в двух изданиях, Шелгунов по возвращении в Калугу стал писать так много, как никогда прежде.

В статье «Бесхарактерность нашей интеллигенции» - для «Дела» - он напоминал, что ведь были в России такие энергические люди, как Петр Великий или протопоп Аввакум. А теперь? «Мы в воображении своем можем переживать самые грандиозные события, мы можем совершать чудеса храбрости, совершать самые высокие подвиги гражданского величия, быть благодетелями человечества, - и все это - не встав даже с кресла, на котором мы сидим перед камином». Где же энергические люди? В чем их реальные дела? «Действовать - значит жить, а жить - значит действовать».

«Жизнь не изменилась оттого, что вы состарились, и, если опустились ваши руки и вы утвердились на средине, не думайте, что за вами уж и нет никого» - писал он в «Заметках провинциального философа» - для «Недели» Ведь общественная мысль в России жива, хоть и развивается в потемках. «В кажущемся безмолвным котле, каким представляется русское общество, прогрессивный процесс мысли идет своим путем», и если мы этого не замечаем, то лишь потому, что «литературные трибуны говорят подчас гораздо меньше, чем говорит крестьянин в избе и скромное общество у себя за чайным столом».

В журнальной работе очень мешала Шелгунову отдаленность Калуги от Петербурга. Не было возможности быстро сноситься с редакциями по поводу любых поправок в тексте статей. Письма шли долго. Железная дорога до Калуги построена еще не была, до ближайшей станции - в Туле приходилось добираться на лошадях почти сотню верст.

В январе 1874 года по просьбе Николая Васильевича Людмила Петровна поехала в Петербург похлопотать о его переводе в какой-нибудь губернский город поближе к Петербургу. Месяцем позже он узнал из ее письма, что ее хлопоты увенчались успехом и ему разрешено переехать в Новгород.

Когда-то в Лесном институте его обучили основам; столярного ремесла, он их знал и теперь решил преподать Киле. Полагал, что мальчику это будет интересно и полезно. Уже перебравшись в Новгород, купил себе верстак. Однако с удовольствием столярничал дома только он сам, Коля же - с неохотой и ничего как следует не освоил.

Вспоминая годы учения в Лесном институте, Николай Васильевич думал, что особенно полезный опыт он приобрел именно в практических занятиях в лесу и в мастерской. В институте, созданном по образцу кадетского корпуса, на северной окраине Петербурга, ранней весной прекращались уроки, и все воспитанники, начиная с младшего класса, должны были ходить на работы. Причем никто их не понукал и не принуждал. Каждому самому хотелось работать, каждый с утра сам брал свою лопату и шел в питомник. Саженцы, когда-то ими посаженные под руководством учителя, со временем превратились в настоящий лес. |