Закон стаи

— Десять остается у вас, а на оставшиеся десять сразу после сделки вы откроете счет на предъявителя в швейцарском банке. Документы по вкладу у вас заберут.

Кантона протянул губернатору руку:

— Мне приятно будет видеть в вас своего партнера.

— Вот и хорошо, — сказал Егерь и поднялся с кресла. — Кстати, совсем забыл сказать: банкир Бурмистров уже четверть часа ожидает вас в моем лимузине. Остальные финансовые и организационные вопросы вы обсудите с ним.

Кантона с удовольствием выпил бы сейчас еще стопку коньяка, но предложения не последовало, и он направился к выходу.

— Ну что тебе сказал Егерь? — спросил Бурмистров.

Француз захлопнул дверцу лимузина и еще раз взглянул на мраморную лестницу, по которой он только что спустился от губернатора.

— Егерь? Это что, его кличка? — удивился Кантона, и, не ответив на прямой вопрос банкира, задумчиво произнес: — Он славный старик. Послушай, Денис, а ты не знаком с девушкой, помощницей нашего противника на депутатское место по Марфинскому округу?

— С Пряхиной? К сожалению, не знаком. Но хотел бы, чтобы эта дивчина работала в моем банке. Светлая голова. А чем тебя не устраивает юная леди, с которой ты познакомился в центре Петяевой?

Кантона ошарашенно посмотрел на банкира.

— Тебе и это уже известно?

— Наш областной центр не так уж велик, чтобы в нем можно было что-то утаить. Я бы даже сказал — слишком тесен.

Пьер услышал в словах Бурмистрова намек на его разговор за закрытыми дверьми у губернатора.

2

Эдита открыла платяной шкаф и принялась вынимать из него свои вещи. Рядом на диване стоял почти пустой дорожный чемодан, на дне которого лежали только шорты и пара футболок. Ничего приличного, не только для Парижа, но и даже в дорогу, по ее мнению, не было.

Она оглядела спальню, словно надеялась отыскать еще один шкаф, в котором нашлось бы что-то стоящее. Ее взгляд. вдруг застыл на фотографии, до сего дня почему-то ею незамеченной. На снимке они с Агейко сидели на берегу озера, и Эдита выглядела очень привлекательно. Агейко очень нравилась эта фотография. На Эдите был пуловер в полоску и под цвет ему леггинсы. Розовая куртка, на ногах парусиновые спортивные тапочки. Волосы подхвачены ленточкой в тон куртки.

Она подняла тапочек и запустила им в портрет: не идти же, черт побери, в «Мулен Руж» в розовой куртке и парусиновых тапочках!

Фотография упала на пол, стекло разбилось вдребезги. Из-под осколков по-прежнему нежно улыбался ей Юрий. Эдита закрыла лицо руками и разрыдалась.

После того злосчастного вечера в казино она несколько дней была на грани нервного срыва. Две ночи не могла заснуть. Перед глазами стоял Агейко с окровавленными губами, Пантов, передающий карту соседу за игровым столом. Он потом ее убеждал, что никакого обмена не было, ей почудилось, привиделось, показалось. И она поверила. Нет, скорее не поверила, а убедила себя, что верит, после того как Агейко облил ее грязью с ног до головы. Боже, как она ненавидела его, своего бывшего жениха, в тот момент! Как он сказал: «Дамы рассчитывали на короля, а оказались под обыкновенной шестеркой…» Кого он понимал под дамой? Ее, Эдиту? А под шестеркой  — Пантова? Ну, конечно, это же ясно. Когда завязалась драка, у нее улетучилась последняя жалость к нему. Не помешает, чтобы его получше проучили.

И только сев с Пантовым в машину, Эдита разревелась. Пантов обнял ее за плечи, привлек к себе, и она даже не спросила, куда они едут. Ей было все равно.

Из казино Пантов привез ее к себе домой.

Она даже не почувствовала, что пьет водку. А он уже положил голову ей на колени и мурлыкал о том, как они проведут время в Париже. Она не возражала. Ей было все равно, кто теперь рядом.

Эдита легонько отстранила Пантова, поднялась и, не проронив ни слова, направилась в спальню, на ходу скидывая с себя вечернее платье. Пусть это будет его ночь, Пантова. Назло всем. И Агейко, и отцу, и Фильке, и самой себе!

Она проснулась в полдень, и Пантов подал ей кофе в постель. Старался показать себя заботливым и нежным хозяином. Эдита попросила телефон, позвонила домой. Долго вслушивалась в длинные гудки. Похоже, в квартире не было ни души. Значит, отец сам завез Фильку в садик и до вечера еще оставалось время, чтобы подумать, как вести себя дальше. Нет, не о том она собиралась думать, как найти оправдание своему поступку, а о том, стоит ли круто менять жизнь. Она совершенно не помнила, что произошло ночью. Были разговоры о предстоящей совместной поездке в Париж, уверения в любви чуть ли не с первого взгляда, во что ей почти не верилось. Ах, да! Еще были поцелуи. Много поцелуев. По крайней мере, Юрка так никогда ее не целовал: от головы до кончиков пальцев на ногах. У них и любовь-то скорее напоминала схватку на бойцовском ковре.

Эдита нервно вздрогнула, услышав за спиной голос отца. Он стоял в дверях в спальню, осунувшийся и похудевший за последние дни.

— Значит, едешь с этим пижоном в Париж?

Ей не хотелось ссориться перед дорогой, и она лишь грустно улыбнулась в ответ, пожала плечами: мол, так получается.

Он тяжело, совсем по-старчески, вздохнул: