Закон Талиона

Так приговаривая, Вячеслав Владимирович направился к холодильнику и по-хозяйски распахнул дверцу.

Шершнев встрепенулся.

— Пойду, пожалуй, лицо ополосну. Ты не думай, мне сегодня весь день хочется спать. Чёрт знает…, на думском заседании чуть не уснул.

Горин одобрительно хмыкнул, расставляя на подносе тарелки, пиалы и соусники.

Опираясь на трость чуть тяжелее обычного, Виктор Сергеевич, миновав "плацкарту", прошёл в ванную комнату и встал напротив раковины перед зеркалом, постоял с минуту, вглядываясь в отражение. Нет, физиономия вроде не помятая и даже холёная, морщины не-глубокие, демонстрирующие некую благородную усталость, эффектные пепельные пряди в пока ещё роскошном чубе — в целом неплохо, не стыдно мелькать по ящику. Чего ж так да-вит? Может быть, я просто-напросто боюсь услышать в рассказе Славы что-то такое, что многократно увеличит груз моей личной ответственности? Э? Мы знакомы уже восемь го-дов, девятый пошёл. Сотрудничаем. И дружим. Без его участия я вряд ли бы стал тем, кем стал. И Союз отставников не возник бы, во всяком случае, в таком виде, а это помощь тыся-чам бывших офицеров. За всеми моими успешными делами маячит тень "Великого Магист-ра". А в его дела я никогда не лез. Знал, конечно, что дела эти зачастую противозаконны, и в отношении отдельных преступников, жестоки. Но ведь благородны! Знал и оправдывал. И сейчас не сомневаюсь в их конечном гуманизме. Однако дистанцировался. Разграничение полномочий и ответственности: это ваше — это наше. Значит, я опасаюсь перешагнуть эту самую границу? Стоп! Когда это я уходил от ответственности? Э? Расслабился в кабинетном уюте? Фигушки! Не дождётесь! Это ты кому говоришь?! Это я себе говорю.

Виктор Сергеевич с удовольствием умылся холодной водой и, просушив лицо и руки, отправился в кабинет, бодро постукивая тростью.

Дядя Слава уже успел сервировать стол для позднего ужина: половину большого блю-да занимали пласты исходящего слезой сыра, на другой половине горой лежала терпко пах-нущая зелень, рядом стояли пиалы с соусом, парующие чашки с чаем и корзинка с крупно нарезанными ломтями серого хлеба.

Шершнев, оглядев всё это нехитрое великолепие, сглотнул и опустился в кресло, пове-сив трость на спинку.

— А я-то думал, — заявил он, пристраивая край салфетки за воротник, — чего мне не хва-тает?

— На здоровье. Ты ешь, и…, - Горин подтянул к себе одну из пиал с шоколадного цвета соусом, — слушай, а я буду рассказывать. У-у, жидкое пламя!

— Такое пламя, гм-ам-гм, — проглотив гремучую смесь сыра с соусом, Виктор ухватился за чашку, — такое пламя заливают холодным красным.

— Вино после коньяка?

— Ладно, сойдёт и чай. Чёрт, проголодался. Ну, я слушаю.