Закон трех отрицаний

– Их, Леш, используют. Или качают из них информацию, или запугивают, чтобы они что-то делали или чего-то не делали. Какой смысл меня запугивать? Я же ничего, ну ровным счетом ничего не делаю. Я болею, никого не трогаю и тихо починяю свой примус. В смысле – ногу.

– Тогда это маньяк, – сделал оптимистичный вывод Чистяков. – Ты, кажется, собиралась звонить в областное управление.

– Маньяк звонил мне домой и назывался дядей Женей? – усомнилась она. – Как-то это, знаешь ли…

– Маньяк – это маньяк, а Женя сам по себе. Тайный поклонник какой-нибудь, ты с ним потом разберешься.

Настя позвонила Андрею Чернышеву, недавно назначенному на один из руководящих постов в областном управлении внутренних дел, и попросила его выяснить насчет пока не пойманных преступников, орудующих на территории области, в частности, в том районе, где находится поселок Болотники. Чернышев обещал перезвонить в течение получаса.

Теперь нужно было звонить Короткову. Где-то тут валялась бумажка, на которой Настя записала номер машины… Да где же она? Ведь недавно совсем на глаза попадалась!

– Леша, ты бумажку не видел?

Иногда ей удавалось формулировать свои вопросы с потрясающей точностью. Зато формулировка ответов у ее мужа-математика получалась просто фантастической.

– Какую именно и где именно я должен был ее видеть?

– Маленькая такая, желтенькая, стикер. Там номер был записан.

– Какой номер?

Терпения Чистякову было не занимать, и Настя это оценила.

– Прости, солнышко, что-то я сегодня выражаюсь невразумительно. Я записала номер машины нашего филолога на маленькую желтенькую бумажку. Она тебе не попадалась?

– Ася, маленькая желтенькая бумажка висит прямо перед твоим носом, ты ее на стенку приклеила. Посмотри, это она?

Так и есть, она. Висит прямо перед Настиными глазами.

– И зачем ты записала номер его машины?

– Лешенька, я тебе уже говорила, что я, может, и плохой опер, но все-таки милиционер. Неужели ты думаешь, что я буду ежедневно проводить время в пустом доме с человеком, который неизвестно откуда взялся и неизвестно что собой представляет? Я пока еще в своем уме.

– Ты что, не поверила ему? – изумился Чистяков.

– А почему я должна ему доверять? Он назвал свое имя и профессию, но документов-то я не видела. Мало ли каким проходимцем он может оказаться.

– Ну-ну, проверяй, – скептически произнес Алексей.

Коротков долго не мог взять в толк, зачем ей нужно узнать, кто является владельцем синих «Жигулей» шестой модели.

– Дурь какая-то, – недовольно ворчал он, разобравшись наконец в Настиных объяснениях. – Друзей, что ли, нет? Обязательно надо чужого человека приваживать? Совсем ты, мать, обалдела в своих выселках.

– Юрик, в том-то все и дело, что это выселки. Друзей не так уж и много, и все работают, и машина есть далеко не у каждого. А тут подвернулся человек с машиной, которому все равно, куда ездить, лишь бы ездить, и который временно не работает, и у которого есть интерес ко мне приезжать, а не просто чувство долга. Во всяком случае, он так сказал. Короче, если тебе неохота возиться, так и скажи, я кого-нибудь другого попрошу.

– Да, как же, попросит она, – продолжал бухтеть Юра, хватаясь за ручку и подтягивая к себе чистый лист бумаги. – Давай диктуй.

В ожидании ответов от Андрея Чернышева и от Короткова Настя прилегла на диван и уставилась на огонь, пылающий в камине. Почему-то сегодня вид пляшущего пламени не завораживал ее, даже, наоборот, мешал и раздражал. Неужели она так сильно испугалась и перенервничала? Или дело в том, что огонь хорош для работы души, но не очень-то подходит для профессиональных размышлений?

Первым отзвонился Чернышев. Никаких действующих маньяков на данный момент на территории области не зафиксировано, но, конечно, Настя права, это может быть человек, только собирающийся совершить свое первое преступление. Андрей пообещал связаться с отделом милиции, на территории обслуживания которого расположен поселок, и попросить проверить на всякий случай всех, кого надо. Так сказать, в профилактических целях. Если же это не маньяк-убийца или насильник, а вор или грабитель, то дело безнадежное, пока он ничего не совершит, никто и возиться не станет. Такие нынче нравы в милицейской среде.

Спокойней от такой информации не стало. Настя без аппетита поужинала, пытаясь отвлечься разговорами о пустяках. Лешка был прав, ох как прав – как только стемнело, тревога стала нагнетаться с какой-то невероятной скоростью. Днем, при белом свете, все страхи казались ей ерундовыми и легко преодолимыми, ведь есть сигнализация, и можно сдать саму себя в запертом доме под охрану, и вообще бояться совершенно нечего. Но как только окна превратились в темные четырехугольники, мысли сразу утратили бесшабашность и беззаботность.

Чистяков включил телевизор, с восьми до половины одиннадцатого – его время, Настя это знала и не сопротивлялась. С восьми до без пяти девять – «Вести» и «Вести-Москва», с девяти – программа «Время», с десяти – «Сегодня». Новости были, в сущности, одними и теми же, но Алексею почему-то нравилось смотреть поочередно все три информационные программы.