В течение следующего дня их путь лежал на север. В прозрачном воздухе поздней осени леса пламенели пурпуром и золотом; местами чернели крупные пятна черного цвета, похожие на дыры, прожженные в турецком ковре. Иногда вдалеке они замечали индейское становище. Совершив петлю, чтобы не попасться на глаза обитателям Хартфорда, беглецы вернулись к реке у Виндзора. Это был первый за годы случай, когда они показались на глаза. Вид дюжины с лишним персон, собравшихся у станции паромщика, внушал беспокойство. Нед не убирал руки с рукояти спрятанного под курткой пистолета. Никто не обращал на них внимания. Едва паром перевез их на другую сторону, они двинулись по тропе, держась постоянно справа от реки, и к концу дня встали лагерем в пяти милях к югу от Спрингфилда.
На закате третьего дня они достигли наконец крутой излучины реки Коннектикут, в петле которой угнездился крошечный поселок. Это, как объявил Сперри, должен быть Хедли, хотя он не уверен, потому как никогда не бывал тут прежде. Фермер велел им подождать и не высовываться, пока он тем временем поищет преподобного Рассела.
Красивое место. Это было видно даже в сгущающихся сумерках: пойма с соснами, громадные ивы вдоль берега реки, поросшая лесом гора за ними, пара орлов, описывающих круги в вышине. Но сама отдаленность этого края, царящая в нем тишина, придавали ему пугающий, меланхоличный характер. Нед осмотрел поселок в подзорную трубу.
– Поселение очень маленькое, – сказал он. – Они тут наверняка живут в постоянном страхе нападения.
– В такой дали от остального человечества, стоит ли этому удивляться? – отозвался Уилл.
Часом позже, когда почти уже стемнело, вернулся Сперри.
– Мистер Рассел готов принять вас. Город почти уснул, так что вас едва ли кто увидит.
– Что он за человек? – поинтересовался Нед.
– Добрый христианский джентльмен, полковник. Он вам понравится.
– Хорошо бы, раз уж нам предстоит провести с ним остаток жизни. – Нед хотел пошутить, но в словах его прорезалась нотка отчаяния.
– Всего лишь год, – поправил Уилл. – До тысяча шестьсот шестьдесят шестого. А тогда все мы попадем в рай.
Офицеры снова сели на коней и поехали вслед за Сперри по тропе через пойменный луг к городу.
Света как раз хватало, чтобы различить очертания бревенчатых домов по обе стороны широкой, поросшей травой улицы. Каждый дом стоял на собственном, обнесенном оградой участке, на большом расстоянии от соседнего. Они ехали несколько минут, миновав с дюжину усадеб, в окнах которых кое-где горели свечи, пока не добрались до большого дома на углу. Сперри спешился и открыл ворота. Полковники слезли с коней и завели их под уздцы во двор, где ждал человек с фонарем – высокий и широкоплечий, с длинными волосами, в расцвете лет. Он пожал им руки крепко, скорее как солдат, чем как священник.
– Джон Рассел, – представился он. – Хвала Богу за ваше благополучное прибытие.
В ночь их приезда преподобному Джону Расселу исполнилось тридцать восемь лет. Родился он в английском Ипсвиче и оказался в Массачусетсе еще ребенком вместе с великой волной эмиграции религиозных индепендентов, не приемлющих политику Карла I. Он был всего лишь четырнадцатым по счету выпускником Гарварда. Подобно своему другу и наставнику Девенпорту, Рассел рассорился с более умеренными пуританами в Новой Англии, в особенности по вопросу крещения младенцев, родители которых желали это сделать, – он осуждал недостаток строгости – и увел свою паству из Уэтерсфилда в Коннектикуте, чтобы основать новую колонию в Массачусетсе, подальше от вмешательства церковных властей.
Однако на этом, как с удовольствием подметил Нед, сходство их нового хозяина с Девенпортом заканчивалось. У него было четверо юных сыновей – первенец Джон четырнадцати лет от первой жены Мэри (умершей, как это бывало со многими первыми женами, при родах) и еще три мальчика от второй супруги, Ребекки: Джонатан девяти лет, четырехлетний Сэмюел и совсем еще младенец Елеазар – ему не было еще года, и он до сих пор питался материнским молоком. Число домашних дополняли два черных раба, Авраам и Марта, лет двадцати пяти, супружеская пара. Рассел купил их на аукционе в Род-Айленде и научил догматам христианской веры. Спали они в надворной постройке, их невольничий статус хозяин без зазрения совести оправдывал тем, что Библия мирится с обращением в рабство язычников. «Уверяю вас, – говорил преподобный, – что в Англии было бы куда больше рабов, если бы там испытывали такую же нужду в рабочих руках, как мы здесь». Расселу был совершенно несвойственен мечтательный фанатизм Девенпорта. Он одинаково ловко управлялся с ружьем, топором, молотком, плугом и Библией. Он построил дом собственными руками и за минувший месяц надстроил его с учетом размещения ожидаемых гостей.