Мне действительно нужно придумать речь, что затронет сердца каждого в Криосе, начиная от неприкаянного мародера, заканчивая ярой феминисткой. Как жаль, что я не Олиф. Вот уж кому дарован ораторский талант.
Невысокая женщина с асимметричной прической, маленькими шажками семенит в нашу сторону. Высота ее каблуков не позволяет шевелить лодыжками, но она мастерски справляется. Девушка держит в руках планшет, периодически суетливо тычет в него пальцами: судя по всему, она организатор и проверяет готовность всего и каждого к эфиру. Остановившись возле нас, она требовательно оглядывает меня с ног до головы, сводит брови, смотрит в свой планшет и опять на меня.
– Это не по регламенту!
Охи и вздохи наводят на мысль, что вот-вот и её охватит паническая атака. Она жадно хватает воздух, кривит рот, будто слова никак не сформируются на языке, издает звуки напоминающие всхлипы утопающего. Не сразу, но я все же понимаю, что она имеет в виду.
– Платье? ― переспрашиваю я, разглаживая складки подола.
Девушка кивает.
– Это мой собственный выбор. Правитель Ксалиос отдал распоряжение выглядеть в соответствии с тем, кем я на самом деле являюсь.
Это решение было самым сложным в моей жизни. Я не уверена, что правильно поступаю, и уверена, что после того, как сёстры увидят меня на экране, мне по-настоящему больше не будет места среди амазонок, а уж о матери и думать не хочу. Но… Ксалиос прав. На этом эфире я должна предстать перед народом в образе той, кем на самом деле являюсь. Я не позволю превратить весь мир в Фовос, как и не позволю превратить восстание в масштабные Агоналии. Они не должны увидеть с экранов воительницу, они должны видеть ту, кто дарил им надежду – Элеонору.
К моему счастью, во дворце хранятся памятные вещи из ее гардероба. Анна отыскала то самое платье, в котором Элеонора позировала для художника. Зеленое приталенное платье, струится по моей худощавой фигурке выгодно прикрывая юношескую угловатость, и добавляет мне тем самых несколько лет с виду. Оно и к лучшему. Возможно так я смогу внушить людям уверенность в завтрашнем дне. Мои волосы ниспадают волнами на плечи, я с трудом вымыла краску, чтобы еще больше походить на неё. Мне больше не нужны красные пряди.
– Время выхода новостей, ― наконец приходит в себя организатор. ― Огней, после блока сенсаций начинай вступительное слово, ― говорит она ведущему. ― Первое слово даешь правителю Ксалиосу. Ливия закрывает эфир.
В студии звучит громкая музыка, включаются камеры, и режиссёр начинает отсчет. Все вокруг оживает в танце. Каждый занят своим делом, одна я переминаюсь за кулисами с ноги на ногу, всем не в удел. Хорошо хоть неудобные туфли на каблуке занимают мою голову, разгружая ее от мыслей.
Я внимательно слежу за происходящем в студии, отсчитывая минуты до своего выхода. Сама не замечаю, как грызу ногти. Что я всем им скажу с экрана? Может Ксалиос проделает всю сложную работу за меня, и останется только широко улыбаться да махать в камеру? Ох! Это же надо быть такой глупой, и не подготовить речь заранее!
Время беспощадно мотает стрелки часов, как вентилятор, и вот, в центр студии приглашают правителя Ксалиоса. Перед камерами, на фоне голографической проекции мерцающего дождя, что играет переливами всех оттенков фиолета, расположены три кресла. Слева вальяжно расположился Огней. Он закинул одну ногу на колено, демонстрируя всем свой малиновый носок. Огней приветствует правителя и приглашает на кресло с противоположной стороны. Я понимаю, что место в центре предназначено мне. Как предвестник паники, к горлу подкатывает тошнота. Громко сглатываю и мну потные от нервов пальцы.
Ксалиос заводит отработанную песню, про грядущие перемены. Я слежу за каждым его словом, ожидая, что он перекрутит наши договоренности на свой лад, но к моему удивлению, все идет строго по сценарию. Вот он рассказывает о моем рождении и непростом решении во имя мира во всем мире. Огней изображает ошеломление. Далее красноречивые обещания перемен по оговоренному списку. За кадром пускают звук оваций толпы, хотя на самом деле кроме съёмочной группы и нас в студии никого нет. Ксалиос почтительно кивает в камеру, словно благодарно принимает на свой счет признание людей. Вот теперь уж тошнота подкатывает к горлу, от осознания того, какой лживый в целом весь мир. Стоит мне немного отвлечься от мыслей о грядущем провале, я слышу свое имя из уст Огнея и закадровый звук восторженного рева зрителей.
Кажется, я забыла, как дышать, а ноги вросли в пол. Миниатюрная организатор пихает меня в спину, чуть ли не вытолкнув на сцену. Я делаю шаг, и вот уже моё лицо озаряют настоящие софиты, а камера действительно ведет запись. Самое время научиться держать самообладание. Сложно описать взгляд Ксалиоса в момент моего появления на сцене, я слишком мало с ним знакома, но всё же осмелюсь предположить, он только сейчас осознал, что между нами есть родство, а может на мгновение, поверил в существование призраков.