Разразившись гневом Ксалиос отталкивает меня от себя, неразборчиво процедив ругательство себе под нос.
– В начале ловушка, а теперь оружие? ― спрашивает меня, уставившись так, словно это последняя капля его терпения. ― Какие еще сюрпризы ты мне приберегла напоследок? Во что я ввязался… Ты вообще на чьей стороне, девочка?
Я хочу ответить, что я вообще не собиралась примыкать к чьей-то стороне, но Ксалиос тут же рявкает в сторону охранников:
– Плевать! Значит встретим их с тем же! У нас предостаточно методов отпора. Видимо эти скудные умишком оборванцы позабыли с кем имеют дело. С меня хватит!
– При всем моем уважении, но Вы должны понимать, что завтра у нас будет недостаточно живой силы, чтобы противостоять оппозиционерам. Многие силовики сделают выбор не в Вашу пользу.
– Черта с два! ― кричит Ксалиос отмахиваясь от охранника.
Так и знала! Ксалиос не собирается выполнять обещания. Охранник тут же расправляет плечи, в его глазах виднеются воспаленные капилляры.
– То есть, как это?
В какой-то момент я понимаю, что обратной дороги уже нет. Хочет Ксалиос того или нет, а процесс запущен. Капля надежды, что зародилась в сердцах людей искоренила страх перед старой системой. Голос охранника заставляет Ксалиоса непроизвольно сделать шаг назад и убавить обороты. Пусть он и не признается в этом никогда, но он понимает, насколько шаткие его позиции.
– Мой отец имел в виду, что не позволит оппозиционерам нарушить обещанную людям тишину, ― встреваю в разговор. ― Я пойду на встречу, как того требуют оппозиционеры.
Глава 16
Сказать, что ночь была длинной, это не сказать ничего. Для меня она длилась вечность. Вначале мне пришлось предстать перед сестрами и взять на себя ответственность за принятое решение. Вот где пригодился костюмчик, привезенный из дома. Сменив неудобное платье Элеоноры на привычную одежду я очередной раз словила себя на мысли о том, что во всем мире для меня никогда не найдется места. Везде вроде бы своя, но в то же время чужая. Стоя перед женщинами, которыми я считаю своей семьей я думала о том, какая ответственность легла на мои плечи. Я стерла с лица земли цивилизацию.
Мне понадобилось несколько часов, чтобы написать и заучить речь, которой я собиралась убедить амазонок за десять минут переписать сознание, что формировалось всю жизнь. Я подробно расписала с научной точки зрения принцип действия ритуальных отваров, и привела несколько документально подтвержденных примеров из истории, когда власть использовала религию, как основной рычаг управления народом. В завершение, чтобы немного скрасить действительность и направить их ярость в нужное русло, я напомнила им про наши бытовые устои, что, если закрыть глаза на враждебную идеологию, делали наш народ гораздо сильнее того, частью которого мы стали теперь. Я надеялась, что громкими отрепетированными речами смогу донести до них – вместо мести и войны мы должны привнести в Криос свою мудрость и доброту, потому что только поистине смелые и сильные духом, обладают даром самоотверженности, что является фундаментом здорового социума.
Подготовка прошла по всем правилам, я даже не забыла слова, а на деле просто не смогла их произнести. Взглянув в их лица меня окотила волна абсолютно сумбурных чувств, что как цветные канатики на моем браслете переплетались между собой. Я была счастлива, что снова их вижу. Память выкидывала простые радости: Марина заплетает мне косы, Нателла подсаживает на дерево, Инея прячет сломанные стрелы, чтобы мама не ругала, за то, что я пробралась в оружейную, Медея разрешает не подтягиваться со всеми остальными, зная, что это так же бесполезно, как лить воду в дуршлаг. Сколько раз я мечтала быть похожей на них? Сколько часов я провела, восхищаясь силой их духа? Но сейчас… на пепелище догорающей цивилизации женщин-воинов я рада, что другая.
Вслед за тоской по маленьким радостям перед глазами восстали из мертвых лица девушек, что ежегодно не возвращались с Агоналии. Девушек, которых я считала своими подругами. Девушек, что так горели идеологией, которая в конечном итоге оказалась системой управления и не более. И тогда к горлу подкатил желчь… Все мои речи растворились в горечи бессмысленных утрат и неоправданной жестокости. Я открыла рот, но из него вместо отрепетированной речи посыпались имена.
Лурдес. Миа. Дойнел. Ника. Амина. Гайя. Мара. Соня. Политта. И еще, и еще, и еще… Эти имена не просто звучали в счёт почтение памяти павших, каждое из них предназначалось услышать кому-то определенному из тех, кто остался в живых. С каждым именем лица стоящих передо мной амазонок, по одному искажались. В тренировочном зале повисла тишина. И тогда я их спросила: «Что значила их смерть?». Кроме громких сглатываний и хруста костяшек в зажатых кулаках ничего не последовало. Я ответила: «Что нам пора пересмотреть свои идеалы».