В аптеке Сергей купил пару бутыльков боярышника и прямо на улице опустошил их один за другим. Море безмятежного спокойствия подхватило его и понесло мимо дома, на свободу. Хотелось идти и идти, идти как можно дальше от случившегося, затеряться в тени самых светлых воспоминаний. Но произошедшее сегодняшним вечером холодной жабой неотступно следовало по пятам, не собираясь никуда от него сворачивать.
Он забежал в рюмочную, успев захлопнуть дверь перед жабьей мордой, купил себе стакан водки и залпом выпил его под неодобрительный, немного жалеющий взгляд продавщицы. Захотелось курить, но не здесь, в душном маленьком помещении, а на воле. Выйдя на улицу, он с облегчением отметил отсутствие жабы: вероятно, она, так и не дождавшись, увязалась за какой-нибудь новой жертвой. Сергей закурил, обдумывая, что и как теперь делать.
Ясно, что всего теперь не вернёшь. Ясно, что это так просто не вычеркнешь, не сотрёшь. Ясно, что то, что с ним сегодня случилось, встало огромной стеной между ним и Светой. Как он будет теперь смотреть ей в глаза? Как целовать её? Как? Неужели это конец? Вот так, внезапно, глупо, бесповоротно?
А с Жанной? Как ему теперь быть с Жанной? Что делать? Ведь то, что между ними произошло, это же навсегда изменило то, что было до этого. Как они теперь смогут работать вместе? Найдут ли силы забыть случившееся или это останется с ними навсегда? Ведь это она его вытащила со дна жизни. Это она дала ему "зелёный свет" в кино, да что там – кино?! Просто обеспечила достойной работой, где он мог спокойно заниматься своим делом и не думать, заплатят ему или не заплатят; заходить в магазин за едой и не искать товары по жёлтым ценникам, скидкам и акциям. Только с ней он смог наконец-то откладывать деньги для своей Влады на банковский счёт.
Похоть! Внезапная вспышка неуправляемой похоти в одно мгновение перечеркнула всю его жизнь, так старательно складываемую им кирпич за кирпичиком каждый день, каждый час, каждую минуту.
Рядом с ним остановился сгорбленный человек, одетый в вонючие грязные лохмотья, с избитым лицом, в коростах и синяках. Он робко показывал Сергею жестами на сигарету, видя, что тот где-то очень далеко от него и его нельзя так просто вырвать из забытья.
– Эй, парень, сигареткой не угостишь? – отложив отчаянные попытки невербально связаться с ним, бомж перешёл к последнему приёму.
Сергей некоторое время вглядывался в человека, стараясь осознать, кто он такой и чего хочет. Бомж вопросительно стоял, терпеливо дожидаясь сигареты или очередного облома.
– Хочешь выпить? – вдруг произнёс он и пока бомж осмысливал свалившееся на него счастье, сбегал в рюмочную и вынес два пластиковых стакана водки и несколько бутербродов со шпротами и колбасой. – Держи. Твоё здоровье! – чокнувшись с бомжом, он вылил водку в рот, не закусывая.
Бомж бережно держал в скрюченных грязных избитых руках белый стакан и слезливо смотрел в него. Короткими глотками он осушил стакан, блаженно прислушиваясь к протекающей спасительной жидкости по его нутру. Трясущейся рукой он благодарно принял бутерброды и заботливо положил к себе в пакетик. Сергей открыл ему пачку сигарет.
– А две можно?
– Бери. А бери всю! Только я себе одну оставлю. Не возражаешь?
– Пожалуйста, – расплылся тот в беззубой улыбке. – Угощайся.
Сергей закурил вместе со своим новым ночным "другом".
– Сергей, – он протянул бомжу руку.
– Толя, – схватившись за неё как за спасательный круг, ночной "друг" смахнул с небритой щеки подступившую к горлу слезинку счастья.
– Слышь, Толян, я смотрю, ты человек много чего повидавший, скажи, что мне делать? Я в полной жопе!