– Заткнись, старая швабра! – рявкнул монах, и с размаху ударил Руфа кулаком по руке. Старик простонал, и исчез из проёма, став сползать по двери. Он стучал по ней, и кричал:
– Накормите Руфа! Руфу плохо! Накормите его…
– Что за Руф? – спросил один из серых монахов, когда мы отошли подальше от камеры.
– А ты что, новенький?
– Да, – ответил монах. – Тут я впервые…
Местечко было жуткое. По коридорам разносились человеческие вопли. Кого-то пытали, резали, скручивали, и били палками. Звенели цепи, трещало дерево, и слышались звуки ломающихся костей. Воздух был заполнен трупным запахом, и я был уверен, что если освобожусь, то буду чуять его ещё неделю.
Вдали я увидел стол, за которым сидел монах в чёрной рясе и что-то писал пером на бумаге. Мы подошли к нему, и остановились. Он, не поднимая взгляда, спросил равнодушно:
– Кто? Куда? – он поставил точку, и положил перед собой следующий лист. – По какому поводу?
– Здорово, Рихарт. Этот… – монах неопределённо на меня взглянул. – А Манул не говорил, куда его определить, и за что. Просто надо. Но он особый, это точно. Его лично Манул приказал заключить.
– Никуда, кроме камеры Б89 его не посадить, – буркнул Рихарт, меняя очередной лист. – Ты думаешь, я для удовольствия пишу?
– А что это? – монах подошёл к столу, и глянул на лист. – Ясно… Протоколы по заключениям. Места вообще нет?
– Нет, – недовольно сказал Рихарт, и взглянул на меня.
Взгляд у него был странный. Я бы сказал, что он посмотрел на меня с аппетитом, и от этого спина похолодела. Он будто раздевал меня глазами, и мысленно вытворял со мной непристойные вещи. Невольно я попытался вообразить себе его фантазии, и меня чуть не стошнило. Гомик, что ли? Раньше я относился к половым отклонениям довольно равнодушно, но теперь, когда был риск стать жертвой настоящего педераста, становилось жутко.
– У меня уже рука отнимается, – сказал он моему конвоиру, – за неделю столько народа привезли, что места не хватает. А достраивать и расширять им всё лень. Уже сижу тут три дня подряд…. Надоело, тьфу!
– В Б89, значит… – задумался мой конвоир. – О, это-ж рядом с Руфом. Слушай, у меня к тебе ещё просьба есть. Можно будет у тебя на ночь ключи оставить? Лень тащить с собой в комнату.
– Ну, – задумался Рихарт на секунду. – Ладно. Но с тебя причитается. Мне лишний головняк нахрен не нужен.
– Идёт, – улыбнулся мой конвоир. – Найду для тебя кого-нибудь хорошего, – конвоир с усмешкой на меня взглянул, – чтобы ты развлёкся.
– Было бы здорово, – улыбнулся Рихарт.
Мы ушли от стола, и отправились в обратном направлении.
– А что за Руф? – снова спросил монах, так и не получивший ответа на заданный ранее вопрос.
– Руф – самый первый заключённый Тривилийского Ордена. И самый удивительный. Он до сих пор не обратился в нашу веру.
– Да ладно? А когда его посадили? И когда тюрьму построили?
– 56 лет назад. Об этом мало кто знает, но тут раньше было убежище нежити. Говорят, даже сам Манул не в курсе. И комнат, говорят, полно тайных.
– 56 лет в одном месте?! Я бы умом тронулся! – изумился монах.
У меня от этой новости по спине пробежали мурашки. Я за две недели заточения чуть не сошёл с ума, а этот Руф просидел здесь целых 56 лет! Ему, наверное, было очень одиноко все эти годы, а на этой почве вполне можно было двинуться. Стало любопытно, много ли он знал о тюрьме.
– Пришли, – сказал монах. Я увидел дверь с открытым оконцем, из которого Руф тянул к нам руку.
Монах достал из кармана рясы связку ключей, и, подойдя к соседней двери, стал звенеть ими, пытаясь отыскать нужный.
– Чёрт ногу сломит! – не довольствовал он. – А! Вот!
Он вставил ключ в замочную скважину, и замок щёлкнул. Монах взялся за ручку, и потянул её на себя, заставив дверь противно скрипнуть. В открывшемся проёме я увидел грязные серые стены, забрызганные высохшей грязью, кучу соломы, и деревянный горшок.
– Вот твоё жилище на ближайшее время, пока не станешь братом. Не орать, на стены и в углы не ссать, ходить только в горшок. Кормёжка 2 раза в день после полудня…
– Врёшь! Руф неделю не есть! – раздался из камеры Руфа недовольный возглас.
– Если Руф не заткнётся, то он не есть ещё неделю, – хладнокровно буркнул конвоир. – После полудня, значит, – продолжил он. – Приговор тебе огласят после его разработки. Я, значит, твой тюремщик. Могу от себя сказать, что обращение с тобой будет особое, раз по твою душу лично Манул приходил. Значит, не буянить… Если что, – монах достал из кармана колбочку с зелёной жидкостью, – это всегда со мной. Усыпляет на раз, игрока любого уровня. Двойная доза убивает, и растворяет внутренние органы. Работает как вирус и передаётся воздушно… Как его…
– Капельным, – помог ему стоявший позади монах.
– Во! Да! Капельно-воздушным…
– Воздушно-капе…
– Заткнись, мразь! – рявкнул тюремщик, и подсказчик вжал голову в плечи, испугавшись. – Без тебя знаю. В общем, очень больно убивает. У всех всегда с собой парочка таких, так что не выделывайся.