Закулисные тайны и другие истории…

На Западе давно существует понятие Regie opera, оно абсолютно не обидное и не уничижительное, как в России.

Да, я считаю, что каждый режиссер имеет право на эксперимент и даже на ошибку… И в моем творчестве, среди поставленных мною спектаклей, есть довольно много попыток найти новый подход к классическим операм, посмотреть на них свежим взглядом. Когда-то это удавалось больше, когда– то меньше.

Но мои постановки никогда нельзя назвать «кондовыми» или «нафталинными». Я всегда и во всем, включая дизайн спектакля, костюмы, свет, звук, темпы, характеры и т. д. стараюсь (вместе с режиссером-единомышленником) всё сделать по-новому, по-своему, не подражая никому.

Но я никогда не меняю музыку, и конечно, не дописываю классические партитуры, как делают некоторые. Партитура – это есть главное и незыблемое, это основа, это то, за что мы любим классические оперы.

Хотя некоторые сокращения, купюры вполне возможны. Это общемировая практика. Ничего страшного в аккуратно сделанных купюрах я не вижу.

К сожалению, в оперу пришло много случайных людей за последнее время. Люди, не имеющие не только музыкального образования, но и даже элементарного музыкального слуха. Для них музыка – нечто вторичное, они ставят либретто. Поэтому они часто спрашивают: а зачем здесь этот повтор? А зачем здесь эта интерлюдия?

Давайте это уберем.

А когда им говорят, что это убрать нельзя – заполняют «это» какими-то ужасными режиссерскими находками, глупыми эффектами, иррелевантными мизансценами. К сожалению, этого много сейчас везде – и в России, и в мире.

Почему они все ринулись в оперу?

Да просто – за деньгами.

В драме спектакль, где шесть персонажей, считается «большим спектаклем».

А в опере мы считаем на десятки исполнителей, иногда на сотни.

Оркестр, хор, балет, солисты, три переодевания, 180 костюмов, огромная постановочная часть… и совершенно другие гонорары. Вот режиссеры и рвутся в оперу. И считают, что поставить оперу – это просто.

А это совсем не так.

* * *

Возраст оперных артистов – это, конечно, проблема. И эта проблема есть в любом театре.

И вообще в жизни. Люди, увы, стареют. Никуда от этого не уйти. Хотя я против «эйджизма» – то есть нетерпимости к старшему возрасту.

Тут, конечно, есть особый деликатный баланс. Конечно, Джульетту или Дездемону должна петь артистка молодая.

Но что значит молодая? Партия Джульетты у Гуно, или Дездемоны у Верди, или Чио-Чио сан у Пуччини – это очень сложные партии. Их очень сложно спеть не только в 15 лет, то есть в реальном возрасте героини, но и в 25, и даже в 35. Голос – вещь очень чувствительная, коварная, и он не выносит перегрузок.

Истории известны случаи, когда хорошая талантливая актриса-певица перегружала свой голос слишком сложными партиями, и увы! – быстро сходила со сцены. Голос должен правильно развиваться, его надо холить и лелеять, загубить голос очень просто, а сохранить его – очень сложно.

Но времена меняются…

Миф о том, что в опере поют старые и толстые тетки и дядьки давно не соответствует истине.

Возможно, это есть где-то в провинциальных театрах, но ни в российских столицах, ни в Европе, ни в Америке этого уже нет.

Но всё-таки самый прекрасный Герцог в «Риголетто» был, на мой взгляд, Паваротти в фильме Жана Пьера Поннеля.

Потому что когда Поннель понял, что имеет такое сокровище, как Паваротти, такой волшебный инструмент, как голос Паваротти, он придумал образ вот этого Бахуса, этот абсолютно вакхический образ, окруженный мясом, виноградом, черт-ти чем – и никому образ толстого и не очень молодого Герцога не мешал. Наоборот, эта была великая находка.

* * *

Будущее театра им. Натальи Сац мне видится очень разнообразным. Его возможности – и артистические, и чисто физические – пока использованы далеко не полностью.

Под «физическими» я имею в виду возможности этого уникального здания. Мы уже использовали фойе театра и мастерские театра, у нас работают Большой зал и Малый зал, а впереди еще много задумок.

Понятно, Наталья Ильинична придумала этот театр совершенно в других условиях. Уже нет этого государства, нет этой идеологии, нет юных пионеров…

По идее, этот театр мог просто отмереть за ненадобностью, как отмирают сейчас разные части прежней социальной культуры, скажем, общество «Знание» или киножурнал «Фитиль», или некоторые гарантии социальной обеспеченности, которые были раньше.

Но мы решили этот театр подвергнуть кардинальной перестройке. И конечно, сделать его не только детским, но и взрослым.

То есть утром и днем мы показываем спектакли для детей разных возрастов (причем, как я уже говорил выше, даже для «грудного возраста»), а вечером – спектакли для семьи, для людей всех возрастов.

И не боимся показывать острые спектакли, современные, дискуссионные.

У нас уже есть своя аудитория, которая приходит именно на такие спектакли, и эта аудитория растет.

Тем не менее наш Театр гордо носит звание «Академический».

Что это значит? Значит, мы должны выдавать высокий уровень, значит, у нас высокая планка. И мы не можем опускаться ниже этой планки.