Наши артисты – это выпускники лучших театральных и балетных вузов Москвы и Петербурга и занимать их только в спектаклях детских – значит обрекать их на профессиональную деградацию.
И потом, это огромное здание должно работать всё время, а не только утром, оно должно наполняться зрителями, должно приносить доход.
Мы с коллегами решили, что нам нужна очень сложная репертуарная структура, где будут охвачены все – от самых юных до самых пожилых, от неофитов до знатоков. И репертуар от Монтеверди до Штокхаузена.
Я не собираюсь приглашать в свой театр драматических режиссеров. Но я с удовольствием приглашаю музыкальных режиссеров, как маститых, так и начинающих. У нас ставили Дмитрий Бертман, Александр Федоров, многие выпускники ГИТИСа, и мои ученики, и Тителя, и Бертмана, потому что в театре должны быть разные стили, разные постановщики.
Мы работали с австрийцами, и это был один опыт, мы работали с англичанами, и это был совсем другой опыт, и всё это нас очень обогатило.
А драматических режиссеров – не хочу. Пусть они сначала научатся читать клавир.
Неудачи в моей творческой жизни, наверное, были.
Не мне судить.
Однако неудачи – это неизбежная и важная часть в профессиональной жизни художника. Кто-то сказал, что до 40 лет ты обязательно должен пережить катастрофическую неудачу, и после неё подняться и найти в себе силы двигаться дальше, вперед и вверх.
Другое дело, когда неудачи на тебя обрушиваются извне.
Как было, скажем, в жизни Шостаковича.
Ведь после печально известной статьи в «Правде» он больше никогда не писал для сцены. Да, он написал массу прекрасной музыки, но никогда практически больше не обращался к жанру оперы.
Очевидно, что-то в нём было подавлено и сломлено навсегда.
Хотя, конечно, он мог бы стать великим оперным композитором.
Такое же горе было у великого Прокофьева. После нескольких ударов кремлевского хлыста он никогда не смог подняться до своих прошлых вершин и как-то жалко пытался защититься и спасти свою жизнь при помощи «Повести о настоящем человеке» и оратории «На страже мира». Но это его не спасло.
Старинная опера – моя отдельная страсть.
Многие считают меня блаженным за то, что я уже много раз за последние 20 лет ставлю оперы XVII–XVIII веков.
А мне ужасно обидно, что Россия, великая культурная держава, обладающая несметными музыкальными сокровищами, в том числе и своей собственной древней музыкой, остается абсолютно глухой к старинной музыке Италии, Франции, Германии.
И конечно, к старинной опере. А там ведь есть такие великие имена, как Шарпантье, Люлли, Рамо, не говоря уже о таком оперном гиганте, как Гендель.
У нас этих авторов почти нигде не ставят.
А на Западе, в любом оперном Доме ты найдешь пару названий и Генделя, и Перголези, и Люлли.
Считается, что наша публика этого не поймет.
А я борюсь и доказываю всем, что эта музыка живая, и она приносит современному человеку много ярких и прекрасных эмоций: и грусть, и печаль, и тоску, и радость, и главное – утешение…
Когда иду ставить оперу в новый театр и встречаюсь с артистами уже в репетиционном зале, я всегда очень хорошо подготовлен.
Я знаю текст, и музыкальный и словесный, знаю чего хочу, примерно представляю себе каждую мизансцену.
И однако стараюсь быть гибким, не заклиниваюсь на своих «задумках» и вполне способен изменить свое решение – просто посмотрев на актера, заглянув ему в глаза, заглянув в его душу.
Да, и услышав его голос, услышав как артист (или артистка) поет.
В этот момент я вдруг понимаю, что он (она) может это сделать совсем по-другому, чем я задумал.
В этом гигантское отличие оперы от драмы.
Физиология поющего человека совсем другая, чем говорящего.
И я всегда готов что-то на ходу придумать, и дать возможность открыться каждому певцу и каждому актеру.
Хотя, казалось бы, получается, что если этот «Год культуры», то следующий год – это «Год бескультурья»?
Но нет. У России своя специфика. Мы обязательно должны привязаться к чему-то, чтобы это было достигнуто.
Например, чтобы Черноморские курорты Краснодарского края заработали, надо было там провести Олимпиаду, и теперь все восхищаются – какие там дороги, гостиницы, парки, экспресс-поезда, рестораны, магазины и т. д.
То же в Москве – после чемпионата мира по футболу Москва вдруг как бы заново расцвела, похорошела, принарядилась.
Так вот, все эти «Годы» конечно, очень напоминают то, что в прежние годы называлось «кампанейщиной».
С другой стороны, от этого определенно есть толк. Выделяются большие бюджетные средства, театры ремонтируются, происходят гастроли, фестивали и т. д.
Всё это, безусловно, идет на пользу общему делу.
Увы, Россия – особая страна, страна подвига!
Мы должны к определенной дате выполнить и перевыполнить. И отрапортовать.
Да, увы, мы не Германия, и не Америка, где эта культурная работа делается изо дня в день, из года в год.
Нет, мы должны обязательно всех удивить и поразить. И закидать всех цифрами. И поставить рекорд.
Можно к этому относиться иронически, можно над этим посмеиваться.