Будь то картины или скульптуры, музыка или стихи, книги, спектакли или фильмы – всюду есть жесткая иерархия, жестокая конкуренция, мафиозная клановость, стена коррумпированных критиков и псевдознатоков, которые не пустят никого со стороны.
Помните старый советский фильм «Чужие здесь не ходят»? Это точная формула того, как обстоит дело на Западе.
Так что художник свободен – но весьма условно.
Всегда есть что-то, что эту свободу ограничивает и заставляет идти на компромисс. Везде. Особенно в России.
С кем или с чем бывают компромиссы?
Серьезные компромиссы могут быть только с одной субстанцией.
С собственной совестью.
А всё остальное – ерунда.
Весь вопрос в том, позорный компромисс или нет? Стоило ли идти на компромисс или надо было держаться до конца?
Пастернак пошел на компромисс, а Мандельштам – нет. Пастернак понимал, что лучше залечь на дно, уйти в переводы, писать какие угодно лирические стихи, но не лезть в политику, а Мандельштам дерзко и бесшабашно написал стихи про Кремлевского горца. Кто был прав?
Здесь трудно сказать однозначно. На эту тему написано тысячи страниц, тома исследований.
И всё-таки сейчас, по прошествии времени, можно сказать, что жизнь Пастернака представляется построенной на более верном дискурсе: он прожил 70 лет (по тем временам вполне прилично), не узнал ужасов ГУЛАГа, «умер в своей постели», как сказал Галич, успел закончить свой огромный роман, и ничем себя не запятнал. Ну да, написал несколько строчек о Сталине, типа:
А кто не написал? В этом списке и Мандельштам, и Ахматова, и Твардовский, и Вертинский, и Тарковский – нет им числа.
Да, они все пошли на компромисс, это дало возможность выжить и творить, а после смерти Сталина – забить гвозди в его гроб…
Будем ли мы их осуждать?
Нет, не будем…Такое было время. И те, кто лезли на рожон, как Мандельштам (возможно, не осознавая опасности), подвергли себя тяжелейшим испытаниям, чудовищной смерти, и, конечно, ощущением у нас, потомков, незавершенной жизни, недописанных стихов.
Еще одна «поэма о сломанной жизни», еще одна «Повесть о Компромиссе» – жизнь Сергея Прокофьева. Великий композитор, один из моих любимейших.
Но эпоха сыграла с ним злую шутку и переломала ему хребет.
Расскажу кратко, желающие узнать подробности – поройтесь в интернете или в библиотеке.
Прокофьев после революции оказался за границей и имел там большой успех. Однако у него было два очень крупных соперника-соотечественника – Рахманинов и Стравинский.
В середине 30-х, под давлением НКВД, он решает переехать в сСср.
Ему было многое обещано и поначалу все обещания выполнялись.
Но он приехал не один, а со своей любимой женой, певицей, испанкой Каролиной Кодина (Линой) и двумя детьми.
Вот жена Прокофьева как раз очень не нравилась начальству и они женили его на другой, на Мире Мендельсон, а Лину посадили в лагерь.
То есть он официально был двоеженцем. Это обстоятельство даже имеет специальное название: казус Прокофьева.
Тут еще много всяких сочных подробностей, поройтесь, почитайте.
Но лишь одно обстоятельство не дает мне покоя.
С 1948 года, когда Лину посадили в лагерь, и до самой своей смерти в 1953 году Прокофьев палец о палец не ударил для ее освобождения, не послал ей посылки, даже не написал письма. Хотя мог бы. Ведь он общался с высшим начальством СССР, получал заказы и разные премии (в частности, Сталинскую премию в 1951 году). Неужели он не мог кому-нибудь шепнуть, спросить, как там моя Лина, передать посылочку, денег, в конце концов.
Но нет, история ничего такого не зафиксировала.
Впрочем, бог его наказал. Все его произведения после 1948 года шедеврами не назовешь. Хотя он был еще совсем молод – 57 лет.
Вообще, всем моим коллегам приходилось в те времена идти на компромисс и я не исключение.
Если кто без греха – пусть кинет в меня камень.
Да, в комсомольские годы (начало 70-х) я часто сотрудничал с ЦК ВЛКСМ. Они приглашали меня на свои мероприятия, а иногда просили написать что-нибудь и я не отказывался.
Так я стал автором песен о советско-чехословацкой дружбе, о советско-польской дружбе и o советско-корейской дружбе (естественно, речь идет о Северной Корее). Эти песни были разучены и дружно распевались участниками соответствующих фестивалей.
Еще я был Президентом клуба советско-болгарской творческой молодежи. Написал когда-то известную песню «Вот это и есть Комсомол!»
Покаялся – и стало легче.
Стыдно ли мне сейчас за это?
Пожалуй, нет. Я никого не сдавал, никого не предавал. Песни были среднего качества, их сейчас никто не помнит. А комсомольцы расплачивались за это самой твердой валютой на то время – поездками в капстраны. В те времена благодаря им я побывал в ФРГ, во Франции, на Кипре, в Греции, кажется, еще где-то. Многое увидел, многое понял.
Сами комсомольцы в то время были продвинутые ребята, именно из них потом вышли крупные предприниматели и олигархи…