С террасы мы спустились прямо в грязную реку. Платье мое мгновенно намокло. Вода была довольно теплой, иногда в ней чувствовались холодные течения, как родники. От Башни до ворот в улицу мы ступали тяжело. Сначала было омерзительно, а потом обвыкаешься. Я слишком боялась за папу.
На Сандхомхай-роад я заметила, что вода прибывает толчками сверху, с Майлопора, и течет к океану. Городу не перевязали рану. Так противоестественно, что стало еще страшней: город сдавливало водой со всех сторон, и клещи эти были всепроникающими, бесформенными, быстрыми.
Мы, проталкивая собой мутную жижу, пошли в сторону базилики Святого Фомы. Я подумала: «Спасибо, Господи, за то, что Климент Радж в безопасности». Сердце мое сжалось от огромной печали: наша выставка, картины погибли в одноэтажной галерее. Мне было жаль даже не картины, а воспоминания, которые они хранили.
Мы смотрели в основном вниз, выбирая лучший путь. Я боялась, что под водой может быть открытый люк или канава, я смотрела, чтобы папа не свалился. Вздрагивала от любого его покачивания – вдруг его затянет на дно, но он продолжал идти, расставив руки. На перекрестке мы пошатнулись и чуть не упали: с улицы Сиван Салай хлестали неукротимые потоки. Собака, подхваченная водоворотом, пыталась плыть. Мне показалось, что это Джангли – стеснительное животное, которое Климент Радж пытался приручить на пляже.
– Папочка, – сказала я как-то по-детски, едва дыша, – давай перенесем собаку в безопасное место.
– Мы до нее не доберемся, посмотри, какое течение, – сказал папа. – Звери сильней людей, доплывет.
Я видела, как поток подхватил и поволочил Джангли вдоль домов. Треугольная голова с желтоватой львиной шерстью стремительно унеслась за поворот. Доплывать было некуда.
Платье липло к ногам, к груди. Ноги затекали, преодолевая сопротивление грязной толщи. Там под водой меня все время что-то трогало, несколько раз больно ударило по ногам, один раз погладило лодыжку, другой раз схватило за бедро. От толчков воды нас качало все сильней. Люди, которые тоже пробирались куда-то, подали нам руки, а сами схватились за ограду школы. Мы подтянулись.
– Спасибо, братья, – сказал папа, тяжело дыша.
Несколько мужчин вынесли из дома старушку и потащили навстречу потоку, наверх в Майлапор. Из-за воды все казалось тихим, затаенным. Слышалось только журчание со всех сторон. До дома Чариты в обычный день мы дошли бы за несколько минут, но тогда мы пробирались бесконечно долго, как будто вода поглотила и время.
Мы перехватывались за деревья и ограды, за руки людей. С помощью незнакомцев мы дошли до Ночикуппама.
Высокая вода кружилась по трущобе вместе с дощечками, мусором. Раз я провалилась, и мое горло наполнилось этой грязной кашей. На мгновение я оказалась в чреве, где пребывала до рождения, где плавала со мной всякая ерунда, которую ела мама.
Тут же крепкая папина рука рывком возвратила меня на твердую землю. Я вынырнула в слизи плаценты, стала жить.
– Ногой щупай перед собой, не шагай сразу.
Я сплевывала, мне хотелось вырвать.
– Леон! – закричала сверху из окна Чарита. Я подняла глаза и увидела: она сверкает над первозданным хаосом.
Ее маленькие сыновья высунулись в узкое окошко. Другие жители тоже торчали в окнах и плевали в воду.
– Сэр, мы наверху, – тут же закричала она из-за меня, обращаясь к папе так, как было принято у нас, – вход затопило.
– Спустись, я перенесу тебя и детей! – крикнул ей вверх папа.
Хлынул дождь, и я перестала видеть.
– Стой здесь, держись за решетку! – заорал папа, но слышно было едва-едва, как внутри водопада. Вдоль стены он пробирался к подъезду. Из-за того, что никто из нас не умеет плавать, я испугалась смерти, испугалась, что никогда не увижу Климента Раджа.
– Стой на месте! – проорал папа как с того света.
Все обратилось в сплошную воду, даже дышать стало нечем, не было капель, просто стена воды. Я подумала в этой мути: «Зачем мы за ней пошли, она бы отсиделась дома». И тут же изругала себя за эти мысли: «Нет, мы семья, мы должны быть вместе всегда».
Грязная вода билась в мой живот, а чистая хлестала по голове маленькими гладкими камешками. Через пелену я увидела согнутые силуэты – папа тащил двух старших сыновей Чариты, а она несла маленького. Я испугалась, что папа упадет, переняла ребенка. Я закричала:
– Где твой муж, Чарита? Пусть пойдет с нами!
– Он ушел рыбачить, – крикнула она, – еще вчера, до дождя.
После цунами мы знали, что Бэй может оказаться безопасным местом. Там, вдали, часто все совсем не так, как на берегу.
– Идите за мной след в след, – приказал папа.
Главное было выбраться на Сандхомхай-роад, из трущобы, где земля изрезана канавами и сливами домашних туалетов. Мальчик Чариты крепко схватился за меня.
– Прижмись сильнее, – сказала ему я, – обхвати меня ножками.
Так он меньше перевешивал.