Залив девочек

– Сегодня весь день в городе не было сотовой связи. Южноиндийские операторы не смогли обеспечить работу сетей в условиях бедствия. Почти во всех районах нет электричества. Водохранилища продолжают выбрасывать воду, дождь не прекращается дольше чем на час. Люди постепенно осознают ужас вокруг, многие поднялись на крыши с детьми, сидят под пленкой, в домах нельзя оставаться. В воде мы наблюдаем рыбу, змей, мусор. Ожидается вспышка болезней. Пострадавших пытаются эвакуировать на лодках или хотя бы доставить еду, но пока транспорта не хватает. Помочь удается только единицам. Люди пытаются сами выбраться, несут вещи на голове. Горожане стараются помочь друг другу. Сегодня в Майлапоре один индуист запустил в свой дом людей из трущоб, чьи хижины полностью оказались под водой, и даже дал мусульманам коврик для намаза. Горожане разных религий спасаются в храмах на возвышении, туда приносят одеяла, рис. Пока ситуация остается тяжелой, многие получают травмы в воде. Больницы не работают. Сейчас снова начался ливень, мы не знаем, сколько еще…

Связь прервалась.

– Ашок, Ашок? К сожалению, уважаемые радиослушатели, связь с нашим корреспондентом из Ченная прервалась. Мы будем держать вас в курсе дальнейших событий.

«Почему они ничего не говорят о моем ребенке? Почему такая долгая ночь?»

* * *

На рассвете мы въехали в серый ливень, в огромную автомобильную пробку. Водитель грузовика сказал, что дальше не поедет: «Мадам-джи, здесь ничего не едет и больше не поедет». Мы надели полиэтиленовые плащи и вышли. С неба летели огромные тяжелые капли размером со щебень.

Под плащом Винкей был рюкзак с едой, из-за этого он казался горбатым. Взяли мы мало, поторопились. Мы пошли по трассе, дождь хлестал, я подумала, что вот пришло великое разрушение – махапралая. Время закончилось, мир слишком стар и должен умереть вместе с нами.

На трассе стояли военные машины, фуры, они трубили, как подстреленные слоны. У обочины, где начиналось рисовое поле, люди пытались вытолкнуть машину, а она лишь погружалась в ил. Из города шли беженцы. Они покрыли головы платками, пакетами, газетами. Дети были замотаны в тряпки. Я видела, что люди измучены, стала отдавать им нашу еду, но скоро поняла, что на такую огромную толпу ничего не хватит. Вокруг было столько беды и тоски, что я не знала, что же ждет нас дальше.

Мы плохо собрались, думала я. Только бы добраться до Сашу, думала я. Как мы доедем, думала я. Дождя и воды под ногами я не замечала. А воды становилось все больше, как будто мы входим в глубокое безразмерное озеро.

Арухандати

Всю жизнь я прожила на берегу Бэя. До рождения знала, как может гневаться природа. При англичанах, когда мать носила меня в утробе, Мадрас канул в воду. Шесть дней не прекращался дождь. Адьяр переполнился, по улице плыли трупы. Мы жили тогда за Пономали-роад. Мать говорила, что видела, как люди из трущоб Локкчари, Перамбур, Кондитопе и Чинтадрипет гребут на плотах из досок к зданию корпорации в поисках укрытия у английского губернатора. Мама боялась, что начнет рожать, а повитуха не доберется до дома. Так и вышло, меня приняли сестры отца.

Я готовилась стать твоей женой, Таил, когда пришел «Рамешварам». Я вышла на крышу, чтоб собрать белье, а его уже сорвало вместе с веревками и разнесло по всей округе. Шальвары матери повисли на куполе университета, а папина рубаха – на шпиле центрального вокзала. Дверь на крышу билась о стену так, что я испугалась: она расколется в щепки. «Чего ты там ходишь?» – заорала тетя. А я была молодая, хотела глядеть, как разгулялась буря, как мечутся по улицам ветки и летят с Бэя черные облака. Волосы мои подхватил ветер, и я радовалась тому, как он играет. Потом отец поднялся и приказал заходить в дом. Дверь он привязал веревкой изнутри. Мы сидели в доме с закрытыми ставнями. Огонь свечи метался от сквозняка, комната казалась зыбкой. За стеной горько плакали великаны.

Ураган «Рамешварам» грохочущим боком задел Мадрас и полетел, хватая телеграфные столбы как спички, переворачивая поезда. На Цейлоне он поубивал столько людей, а город Дханушкоди стер в пыль. А нас не тронуло, и мы вышли после урагана прямо на нашу с тобой свадьбу, Таил.

Мимо нас ходили бури «Тхан», «Джал», «Вильма», «Лайла», «Ниша»… Упомнишь ли все их имена? Они уносили в небо стада коров и губили посевы, а через время забывались. Все проходит, и эта вода сойдет. Надо беречь детей, надеть им носки. Такая сырость!

* * *

Знаешь, Таил, старость пробралась в меня через дыру в плече. Заползла и душит, как змея, всюду жалит, впрыскивает яд. Еще неделю назад я не была такой, а теперь рассыпаюсь, как мозаика на стене заброшенной базилики.

Лежу, и надо мной летят воспоминания, будто полотна ткани, поднятые ветром.

Я помню, как девочкой пела «Боже, храни королеву». Помню розоволицых мужчин в пыльном хаки, гарцующих на лошадях возле Рипон-билдинг. Их нарядных жен и детей в соломенных шляпках от солнца в парках и зоологическом саду. Потом они исчезли. Все разом уплыли на кораблях…