Залив Полумесяца

Матушка писала ей довольно часто и рассказывала обо всех мелочах, что происходили у них в Килисе. После неизменно интересовалась ее делами и просила поцеловать за нее всех ее внуков и внучек. Видно, Гевхерхан Султан очень скучала по ним с братом, однако, ничего не могла поделать с этой мучительной для нее разлукой с детьми.

Оставить сестру она не могла, так как та в последние годы много болела и нуждалась в ее заботе, да к тому же она во многом помогала своему еще юному племяннику Мехмету управлять Килисом, который ему в управление милостиво отдал султан Баязид пару лет назад.

Каждый раз, читая материнское письмо, полное тоски и любви, Фюлане Султан не могла сдержать слез. Эта честолюбивая женщина – всегда сдержанная в проявлении эмоций и умеющая чувства подчинить рассудку – плакала подобно маленькой девочке, которую против воли оторвали от семьи и обрекли на одиночество.

И еще больнее султанше становилось от запоздалого осознания того, что она сама и была тем человеком, который сделал это с нею. Она могла бы сейчас жить подле любимой и дорогой матери, в кругу своей семьи во всеми забытом бедном Килисе, но при этом счастливая и умиротворенная. Вышла бы замуж за человека простого и скромного, который подарил бы ей семью и, главное, душевный покой.

Не будь в ней этого непомерного честолюбия, Фюлане Султан непременно выбрала бы для себя такую жизнь, но… Оно в ней было и с каждым годом только сильнее пускало в ней свои корни, разрастаясь подобно сорняку, от которого, как известно, не так уж просто избавиться.

Именно из-за честолюбия она осталась в Стамбуле и по холодному расчету вышла замуж за Ахмеда-пашу – человека много старше нее, который, к тому же, претил ей во всем: и своим неприятным, отталкивающим обликом, и мягким, безвольным характером. Фюлане Султан, скрепя сердце, разделила с ним свою жизнь, ложе и стремления, но все годы брака чувствовала себя такой бесконечно одинокой и брошенной, что порою горько сожалела о своем выборе.

Матушка была права, когда сказала ей, что брак без любви – это тяжелая ноша, которую она будет вынуждена всю свою жизнь влачить на себе подобно горбу. Эта ноша придавливала ее к земле, грозя раздавить, но султанша упрямо оставалась на ногах и медленно, по шажочку двигалась вперед, к своей цели, ради которой она пожертвовала своим счастьем.

Была ли оправдана эта жертва? Фюлане Султан, несмотря ни на что, полагала, что да. Испытав все это, претерпев столько лет одиночества, тоски и задушенной в глубине души боли, султанша знала – теперь она никогда и ни за что не сдастся. Она вопреки всему дойдет до своей выстраданной цели и назло всем несчастьям и горестям добьется желаемого.

Слезинка капнула на бумагу, и написанные чернилами слова матери в этом месте размазались. С нежностью прижав письмо к груди, Фюлане Султан устремила свой взор в сторону полыхающего жаром камина и тихо-тихо вздохнула. Но вздрогнула и поспешно утерла слезы с щек, когда двери ее покоев вдруг отворились. Даже не оборачиваясь, она знала, кем был тот, кто нарушил ее уединение. И приход этого человека отозвался в ней уже едва различимым спустя годы отголоском горечи.

– Султанша, – раздался голос Ахмеда-паши. Он заметил в руках жены письмо, как и ее заплаканное лицо. – Новости от Гевхерхан Султан? Как она поживает?

– Хорошо, надо полагать, – бесстрастно ответила Фюлане Султан, с наигранно невозмутимым видом встав с кровати, подойдя к столу и положив на него потрепанное письмо.

Она, все так же не глядя на мужа, отвернулась от него и прошла к окну, как бы оттягивая тот момент, когда ей придется лечь с ним в одну постель. Ахмед-паша не отличался особым умом, но он и не был глупцом. Посмотрев на ее напряженно поджатые плечи, он не стал больше ничего говорить, выдохнул в бороду и стал толстыми морщинистыми пальцами расстегивать пуговицы своего бордового кафтана с воротником из черного меха.

– Как обстоят дела в совете? – задала свой обычный вопрос султанша, при этом безучастно смотря в непроглядную темноту за окном.

– Все по-прежнему, султанша. Сегодня никаких важных вопросов не решалось.

Ахмед-паша, наконец, после недолгой борьбы снял со своего пухлого тела кафтан и повесил его на бортик кровати. Подняв голову, на которой когда-то черные волосы уже полнились серебром седины, он заметил, что жена обернулась и теперь прожигала его взглядом своих темных глаз.

– И, признаться, мне очень жаль, что все обстоит по-прежнему! – с холодной яростью процедила она, заставив его удивиться такому неожиданному напору. – Вы прикажете мне и дальше мириться с подобным положением вещей? Быть может, вас все устраивает? Нравится выслуживаться?

– Султанша, я всегда говорил, что меня устраивает моя должность, – терпеливо заговорил Ахмед-паша и грузно опустился на кровать, чтобы стянуть с ног сапоги. – И я не считаю ее недостойной. Многие мечтали бы стать одним из визирей.