Заложник

Тайсир, не понимая причину молчаливости Юсуфа, поднялся и положил руку ему на плечо. Пошли вниз. Надо поесть. Юсуф покорно кивнул и пошел вслед за Тайсиром. В голове мелькнула шальная мысль: а что, если убежать? Ночью выпрыгнуть из окна и уехать домой. Он шел, глядя в широкую спину Тайсира, и представлял, как будет останавливать машину на обочине шоссе. Нет, он этого не сделает. Он не оставит этого человека одного. Он будет с ним до конца. До самой последней секунды. Пусть все будет так, как решит Творец. В эту секунду Юсуф вдруг ощутил, как отступила тоска. Он понял, что смертельно голоден.

Шестой день плена (среда)

В эту ночь Басилю приснился унтер-офицер. Басиль четко видел очертания его лица. Как тогда, в полевом госпитале в Бильбейсе, когда он впервые открыл глаза после ранения. Тонкий нос, высоко вздернутый подбородок, густые черные брови. Заметив взгляд Басиля, унтер-офицер слабо улыбнулся. Жив, браток? А тебя здесь уже похоронили. Унтер-офицер говорил тихо, глядя в потолок. Басилю хотелось лучше рассмотреть соседа, и он попытался повернуться, но не смог сделать ни одного движения. Лежи, лежи. Сейчас придет медсестра, скажешь ей, что тебе нужно. Где мы? Унтер-офицер едва заметно улыбнулся и потянул носом воздух. Как где? В госпитале. Басиль нетерпеливо кивнул. Он не об этом? Это он уже понял по брезентовому серому куполу палатки над головой и сладкому запаху крови и гноя. Где их армия? Идет вперед? Взяла Тель-Авив? Подошла к Иерусалиму? Иорданцы, наконец, присоединились к наступлению? Унтер-офицер прикрыл глаза и заговорил еще тише. Нет армии. Разбита и отступила. Израильтяне едва не взяли Каир. Их танки были в сорока километрах от города. Спасибо, войну остановили. Басиль навсегда запомнил охватившее его тогда чувство беспомощности. Он лежит под брезентовым куполом госпиталя, спеленатый бинтами, простреленный в первом же бою, а армии уже нет. А что сирийцы? Как их наступление? Унтер-офицер тяжело вздохнул. То же самое. Едва не потеряли Дамаск. Басиль закрыл глаза. Лучше бы ему не просыпаться. Как было хорошо в теплом бессознательном неведении. Унтер-офицер понял его мысли.

— Жалеешь, что не умер?

Басиль прикрыл глаза. Жалеет.

— Дурак ты!

Басилю удалось чуть повернуть голову. Почему дурак? Он ведь пошел добровольцем. Он хотел освободить свою землю, свою Палестину. Он мечтал войти победным маршем в свой городок. Он уже представлял себе эту потрясающую картину. Отец машет ему с тротуара рукой. А мама приглашает на обед весь его взвод. А потом они пошли бы на Иерусалим. Унтер-офицер слабо улыбнулся. Какой Иерусалим? Никто никогда не собирался идти на Иерусалим. Басиль взглянул на собеседника. Как же не собирался? Он ведь сам слышал генерала, который напутствовал их после окончания двухнедельного курса. «Вы освободите наши земли от Суэца и до реки Иордан!» До реки Иордан! Значит, и Иерусалим? Унтер-офицер слабо качнул головой. Никто не собирался идти к реке Иордан. Мы хотели только вернуть себе Суэцкий канал. Басиль закусил губу. Как неудобно, когда не можешь двинуть ни рукой, ни ногой. Если бы ему удалось сесть, он бы доказал этому парню, что дело вовсе не в канале. При чем тут канал? Канал только начало. Первая стадия войны. Неужели это непонятно? Унтер-офицер поморщился и скосил глаза в сторону Басиля. Какой же ты глупый, браток. Никто не собирался уходить от берега канала. Израильская авиация разбила бы их танковые армии в два дня. Они могли держаться только у канала, в зоне действия русских ракетных батарей ПВО. Неужели это непонятно? Не понятно! Басилю казалось, что он выкрикнул эти два слова. Не понятно! Зачем же они форсировали канал, зачем шли в атаку?

— Потому что канал — это деньги, — равнодушно проговорил унтер-офицер, и на его лице появилась гримаса боли. — Большие деньги, солдат. И пока канал простаивает, эти деньги уплывают мимо чьих-то кошельков. Понимаешь, за что мы воевали?