Выслушивая замечания западных коллег, размышляя по поводу своей роли в этих процессах, я понимал, что они справедливы, ибо объективно отражают нынешнее, деформированное всеобщей политизацией состояние Центрального телевидения. Единственное оправдание для себя я видел лишь в том, что это была не вина телевидения, а его беда, ибо оно лишь отражало те деформации, которые были свойственны самой общественной жизни, политизированной до такой степени, что в ней не оставалось места для литературы, искусства, культуры. Вспоминаю, как-то в один из дней в конце мая 1990 года оказался дома чуть раньше обычного и уже по привычке, как это делал на работе, прошелся по всем каналам телевидения и увидел: по Второй программе шла трансляция съезда народных депутатов России, по Московскому каналу – сессия Моссовета, по Ленинградскому – Ленсовета, а по Первой программе – репортаж о сессии Верховного Совета СССР. Посмотрел и представил себе, что может почувствовать и подумать обычный, нормальный человек о нашем телевидении, и мне стало плохо. А телезритель не только думал, но и писал нам тогда в Гостелерадио отчаянные письма, замечая, как старательно мы с помощью телевидения превращаем страну в сумасшедший дом. Но что мог он изменить, этот бесправный телезритель, в стране, где люди оказались заложниками политиков и ничего не решали. Что можно было изменить, если каждая из первых сессий Моссовета, Ленсовета, каждый из съездов народных депутатов СССР и РСФСР начинался в то время единогласным и всегда от имени народа решением о полной трансляции всех заседаний.
Возвращаясь к недавнему прошлому, думаю: ничто не остается безнаказанным. Считаю, никому наш парламент так не обязан своим прославлением и своим посрамлением, как телевидению.
В своих встречах и беседах с Горбачевым, Рыжковым, Лукьяновым я не раз говорил о том, что меня беспокоит, о беспомощном положении председателя Гостелерадио, о невозможности старыми административными методами остановить процессы деформации телевидения. Моя позиция сводилась к тому, чтобы отказаться от запретительных методов во взаимоотношениях с редакциями и последовательно шаг за шагом стремиться к тому, чтобы на телевидении и радио были представлены все точки зрения без преобладания и монополии какого-либо из политических движений, партий, организаций. Чтобы реализовать эту позицию в сложных условиях политического противоборства, нужно было как минимум два обязательных условия: способность проявить здравый смысл и понимание со стороны Горбачева и его ближайшего окружения. Правда, для этого Горбачев должен был как минимум верить председателю Гостелерадио, что он не карьерист и не интриган и не меньше, чем он сам, обеспокоен и болеет за судьбу своего Отечества и своего народа и стремится к тому, чтобы противостоять процессам дезинтеграции, которые охватывали все сферы жизни общества. Думаю, Горбачеву этого не было дано, он не верил и не доверял никому, кроме себя. При наличии первого условия второе сводилось к тому, чтобы обладать волей и мужеством, чтобы убедить других служить не вождям, а совести и чести и найти силы, людей, способных противостоять монополии и групповщине и дать возможность на радио и телевидении проявиться действительному разномыслию.
Я не был ни левым, ни правым, просто был реалистом, человеком от жизни, который смотрел на мир глазами шестидесятников и со времен Магнитки оценивал все явления, соотнося их только с практикой, называя все происходящее своими именами. Я понимал, что сменился герой наших передач и на смену примитивному, способному служить лишь показухе передовику производства, ударнику коммунистического труда пришел политик-реформатор, ниспровергатель и обличитель: Алкснис, Ю. Афанасьев, Оболенский, Старовойтова, Травкин… Как реалист, я видел: смена героев отражает те объективные перемены, которые происходят в нашей жизни, но меня не оставляло беспокойство, что в средствах массовой информации все больше и больше бушуют только критические страсти, а слой добрых, созидательных дел и явлений исчезает вовсе. Нет показушной трудовой доблести, но нет и арендатора, фермера, предпринимателя, просто рабочего делового человека, от которого только и зависит успех перемен, надежды на доброе начало в нашей жизни. Телевидение, заполненное до краев политической сварой, многочасовыми речами президентов и лидеров движений, депутатов и министров, все меньше воспринималось слушателями, зрителями, все меньше несло оптимизма, надежд в ожиданиях людей перемен к лучшему.
2. Председатель Гостелерадио – жертва времени и обстоятельств